Я считала эту историю сказкой. В детстве мне её рассказывал дед. Она запала в мою душу до такой степени, что я могла заснуть только под неё. А днём мы играли. Мой брат Васька был Ратибором, а я, естественно, Одой. Одевала игрушечную корону, мамины сапоги, заворачивалась в красный бархатный дивандек с золотыми кистями по краям и шла защищать свою любовь. Васька милостиво давал мне право первой выбирать оружие. После чего мы с ним устраивали рыцарские поединки. Почему с ним? Так никого другого в квартире больше не было. Мама приходила с работы, устало садилась на диван и при виде разгромленного жилища, вздохнув, констатировала: «Всё понятно. Опять играли в Ратибора и Оду».
Прошли годы. Я выросла. Неожиданно умер дедушка. Мне казалось, что он вечный. К сожалению, нет. Его уютный двухэтажный дом осиротел и уныло встретил меня своей сырой прохладой апрельского утра. Мне пришлось прожить в нём почти два месяца, пока родители не нашли покупателей. За это время я, наконец, действительно узнала, кем был мой дед. Мой сказитель историй на ночь – огромный человечище! Настоящий русский интеллигент, ученый, мыслитель. Дедуля, слышишь меня? Ты великий! Прости, если я тебя когда-нибудь обидела. Почему? Почему? Почему мы никогда не воздаем ближним то, чего они заслуживают. Почему так бездумно и легко наша жизнь проходит мимо их жизни. Ведь не только они созданы для нас. Но и мы для них. Прости, дед. Прости! Ну, всё…, прочь эмоции.
Главной мебелью в его доме являлись книжные полки и большой письменный стол в рабочем кабинете. Всё это было забито книгами, энциклопедиями, словарями и какими-то старинными потёртыми от времени фолиантами. Дедушка был историком по образованию, который в расцвете творческих сил из-за какого-то крупного скандала ушел из академической науки. Но его стремление познать истину на этом не иссякло. Мы вывезли 19 картонных коробок, в которые я упаковала его рукописи. Но речь не об этом. В закутке кабинета я обнаружила то, о чем хочу рассказать. Там стояла старая фанерная посылка ещё советского образца, на которой выцветшим от времени фломастером было написано: «Дощечки с чертами и резами балтийских славян». Для меня этот случайный набор малознакомых слов ни о чём не говорил и никаким образом не привлекал внимание. Но ниже была сделана рефлекторная по отношению к моей памяти детства дописка: «Ратибор и Ода». Самих дощечек я в ней не обнаружила, но там лежали их выцветшие от времени фотографии и тексты, выполненные рукой моего деда. В пояснительной записке, обнаруженной мной тут же, было сказано, что сами дощечки и остатки истлевших рукописей Василия Татищева, пытавшегося расшифровать текст «чертов и резов», были отправлены в Академию наук. Все оригиналы были обнаружены в результате археологической экспедиции 1988 года, которой руководил мой дедушка Василий Александрович Бережецкий. Эти дощечки и тексты Татищева были найдены в родовом имении первого русского историка в подмосковном Болдино, в тайнике полуразрушенной Христо-Рождественской церкви, на погосте которой он и похоронен. Дед предполагал, что эти бесценные артефакты замуровали в стену церкви по распоряжению самого Татищева. Как известно, этот знаменитый историк, сподвижник Петра Великого, полководец и промышленник был в опале во времена всемогущего Бирона. Гонения продолжились и при императрице Елизавете Петровне. Василий Никитич был бессрочно сослан в Болдино>1, где через день после своей реабилитации в 1750 году умер. Вот так. Вечная история. Во все времена власть предержащих любит только карманных историков. А настоящие, в лучшем случае, гниют в ссылке. Из-за всех этих перипетий и гонений в любой момент у Татищева все его рукописи могли конфисковать. Тем более, что дощечки были изготовлены в языческую эпоху и письмена на них представляли собой весьма подозрительную руническую тайнопись.
