Виктория
Смотрясь в большое напольное зеркало, я надеваю серьги. Длинные
золотые капли покачиваются, сверкая россыпью мелких бриллиантов.
Поправляю идеально выпрямленные черные волосы. Окидываю себя
контрольным взглядом.
В гардеробную входит Родион.
Скользит ладонью по моей талии, касается губами обнаженного
плеча.
— Потрясающе выглядишь, — улыбается
моему отражению.
— Спасибо, — улыбаюсь в ответ.
Муж притягивает меня к себе.
Прижимает крепче, поглаживая спину.
— Из этого платья нетрудно
выбраться, — приговаривает, спускаясь поцелуями по шее. — Может,
немного опоздаем?
— Я потратила на сборы не меньше
часа, — усмехаюсь возмущенно. — Ты меня из него не вытащишь.
— Точно ли дело в этом? — муж
заглядывает в глаза.
— Родион, ты же знаешь, — мрачнею,
ощущая, как по спине расползается холод.
— Брось, три месяца уже прошло, — не
выпускает меня из объятий. — Пора приободриться. Мы ведь не теряем
надежду.
— Это очень нелегко — спустя два
года и четыре неудачных попытки, — произношу, и в горле комом
застревает досада. Когда мы касаемся этой темы, сдерживать слезы
становится все труднее. В мыслях сразу возникает последняя
беременность. Малыш продержался дольше всех. Замер на пятой
неделе...
— Тори, детка, — сочувственно
протягивает муж. Обнимает нежно. Прижимаюсь щекой к его плечу.
Закрыв глаза, пережидаю накатившую грусть. — Хватит грызть себя, —
говорит он и целует меня в макушку. — Жизнь продолжается. Надо
отпустить, детка. Надо отпустить, — вздыхает Родион.
— Пока не могу, — шепчу в ответ.
С каждой новой потерянной
беременностью на меня накатывает уныние. Все сильнее, все
длительнее, все глубже. И сейчас я по-прежнему в его безысходном
плену.
— Ладно, — произношу, выпутываясь из
крепких объятий мужа. — Нас, наверное, уже заждались. Живем с
родителями, а на ужин придем последними.
— Как обычно, — улыбается он.
Бросаю взгляд в зеркало, чтобы
проверить макияж.
— Все в порядке, — подсказывает
муж.
Беру протянутую им руку, и мы
направляемся в столовую.
Как я и предполагала, семья
Гордеевых в сборе. Наш самый узкий круг. Ближайшие из ближайших.
Все на своих местах: Эдуард Борисович и Евгения Марковна занимают
торцы стола друг напротив друга, по левую руку от отца сидит
Филипп, младший из братьев, по правую руку два пустующих стула ждут
нас с Родионом. Слева от Евгении Марковны расположилась Марта,
рядом с ней один из близнецов, Лев, если не ошибаюсь. Иногда я
действительно путаю мальчиков, так они похожи. Напротив жены
занимает место Богдан, старший из братьев Гордеевых, рядом с ним
сидит Савва, второй близнец Богдана и Марты.
— Добрый вечер! — громко здоровается
Родион.
— Добрый вечер, — тоже приветствую
всех и следую за ним к главе семейства.
— Папа, рад видеть! — муж пожимает
отцу руку. Затем обнимает его, похлопывая по спине.
— Добрый вечер, Родион, — отвечает
Эдуард Борисович и переходит ко мне. — Вика, ты, как всегда,
прекрасна. Привет, — целует в щеку.
— Здравствуйте, — произношу,
разглядывая свекра. Мы не виделись целый месяц. — Как же вы
постройнели. Мама Женя, мне кажется, или папа прилично так похудел?
— поворачиваюсь к свекрови.
— Похудел, Вика. Все из-за разлуки
со мной, — с улыбкой соглашается та.
— И прическу поменял, — продолжаю
удивляться.
— Я бы на вашем месте, Евгения
Марковна, призадумалась, — хмыкнув, предостерегает Марта. — Чего
это Эдуарда Борисовича на перемены потянуло?
— Пап, когда ты нам уже расскажешь,
над чем именно работаешь в столице? — с нетерпением спрашивает
Филипп. — Видишь, твои недомолвки уже приводят к двусмысленным
выводам, — добавляет в ответ на фразу своей невестки.
Родион тем временем проходит к
младшему брату, жмет ему руку. Затем направляется к Богдану.
Поздоровавшись со всеми, он опускается на стул справа от отца. Я
сажусь рядом, подмигиваю Льву. Мальчишка широко улыбается мне и
продолжает с аппетитом уплетать ужин, раскачивая ногами и вертясь
по сторонам. Близнецы очень неусидчивые. Не пройдет и пяти минут,
как они попросятся выйти из-за стола.
