Развод. Она хочет моего мужа

Марина

– И куда ты собрался? – скрестив руки на груди, хмуро смотрю на мужа.

Давид только что вышел из душа с обмотанным вокруг бедер полотенцем. Брызнул на себя парфюмом, который я подарила ему на прошлый Новый год, а теперь сосредоточенно копошится в шкафу.

– На работу, – бросает он, не оборачиваясь.

– В пятом часу вечера? – с сомнением приподнимаю бровь. – В субботу?

– У меня ненормированный график, – вытаскивает из бельевого ящика чистые трусы. – Ты же знаешь.

Давид – кинопродюсер. Довольно успешный, надо сказать. На его счету несколько десятков картин, престижные кинопремии и общественное признание. Я рада за мужа, но при этом не могу отрицать, что карьерные достижения портят его и без того непростой характер.

Раньше Назаров был веселым, легким на подъем и по уши в меня влюбленным. А сейчас в его взгляде все чаще читается усталость и равнодушие. Он отдает работе всего себя, а семья вынуждена довольствоваться остатками его времени, энергии и хорошего настроения.

Сегодня суббота, и мы с Давидом договорились, что проведем весь день с детьми. У нас их двое – восьмилетняя Анюта и тринадцатилетний Максим. Утром мы всей семьей отправились в торговый центр, днем забурились в картинг, а вот на вечер моего мужа, судя по всему, не хватило. Выдумал себе какие-то дела и вновь спешит улизнуть из дома.

– А как же настольные игры? – спрашиваю я, наблюдая за его сборами. – Мы ведь собиралась сыграть в «Монополию».

– В другой раз, – следует лаконичный и сухой ответ.

Стискиваю зубы и со вздохом отворачиваюсь в сторону.

Как же, черт возьми, надоело.

Каждый раз, обращаясь к мужу, я будто напарываюсь на толстую непроницаемую стену. Он не желает со мной контактировать, смотрит мимо и даже в редкие минуты близости кажется каким-то отсутствующим.

Раньше мы с ним были другими. Трахались как кролики, часами не отлипая друг от друга. Переплетались телами, задыхались от чувств. А сейчас что? Бездушная механика. Вперед-назад – и на боковую. Даже слов любви от него в последнее время не слышно. Только упреки и бесконечные обвинения в том, что я якобы ограничиваю его свободу.

Хотя, говоря откровенно, фиг его в чем-то ограничишь. Уходит и приходит во сколько хочет. Отчитываться не спешит. На телефоне пароль установил – не подберешься.

Давид проводит пятерней по влажным темным волосам и, откинув на кровать полотенце, натягивает трусы. Ему уже тридцать девять, но он по-прежнему красив. Проработанные грудные мышцы, скульптурный пресс, накаченные бедра – по общепринятым меркам роскошный мужик. Вот только толку от этой роскоши, если мы с ним спим от силы раз в две недели?

Даже грустно как-то. Может, у него кто-то есть?..

Вдруг замечаю, что впопыхах Давид надел трусы известного бренда наизнанку. Швами наружу. Сам он этого не видит и уже тянется к висящим на вешалке брюкам.

Открываю рот, чтобы сообщить ему об этом недоразумении, однако в следующую секунду передумываю и снова поджимаю губы. Не буду лезть. А то опять скажет, что я придираюсь и критикую. Пусть идет так. Шиворот-наворот. Мне-то какая разница?

Потуже затягиваю халат и выхожу на террасу, с которой открывается потрясающий вид на сосновый лес. Несмотря на прекрасную, почти летнюю погоду и мягкое солнце, разлитое по двору, мне отчего-то хочется плакать. Будто где-то в носоглотке застрял зудящий ком.

Мне тридцать семь. Я реализована в профессиональном плане, у меня двое замечательных детей, красавец-муж и потрясающий дом. В моей жизни есть все, но я почему-то не ощущаю себя счастливой. Даже наоборот: кажется, что моему идеальному миру угрожает опасность.

Это просто предчувствие. Подспудное, туманное, неявное. Но я не могу от него избавиться, и с каждым днем оно становится все реальнее и сильнее…