— Это что за хуйня?!
В меня летит лист бумаги. Я оторопело смотрю на пол, куда лист
мягко приземляется, а затем на мужа, который бешено смотрит на
меня. Вытираю руки от фарша кухонным полотенцем. Готовила
диетические фрикадельки для дочери.
— Что?
— Это я у тебя спрашиваю, шалава!
Сумасшедшая ярость в глазах мужа заставляет меня замереть на
месте. От злости, исходящей от него хочется сжаться в комок. А от
непонимания зареветь.
— Что это?
— Угадай с трёх раз, проблядь! Давай-давай, читай, что там
написано, мразь!!!
Такого ужасающего ора и потока оскорблений я от него никогда не
слышала. Мой Серёжа, всегда нежный и открытый, сейчас просто
источает агрессию.
От ужаса и недоумения сковывает все мышцы. Неловко сгибаясь, я
наклоняюсь и поднимаю бумагу, которую он кинул в меня.
— Любимый, что это? — поднимаю взгляд на него.
— "Любимый"?! Пиздец! Да на хую ты вертела и меня, и мою любовь,
сука! Читай!!!
Переворачиваю лист, и вижу множество цифр и таблиц. Мимо
сознания пролетают выделенные жирным шрифтом заголовки.
"Заключение о биологическом отцовстве"
"Биологическая мать — отсутствует"
"Ребенок — Аникина Арина Сергеевна"
"Предполагаемый отец — Аникин Сергей Валерьевич"
"Результат: вероятность отцовства — 0%"
Глаза сходятся на цифре 0.
Этого не может быть. Это неправда.
Вероятно, мои глаза сейчас как та самая цифра "ноль".
— Вскрылась теперь твоя правда, — Вдыхает. Выдыхает. Берёт себя
в руки. — Рассказывай теперь. От кого она?
— От тебя! Я не понимаю. У меня никого не было...
Его лицо морщится от брезгливости.
— Марин, теперь-то чего врать?
— Я не вру! Это... Это какие-то поддельные документы! Что это? Я
всегда была тебе верна!
Оправдания звучат так глупо, что я сама себе не верю. В кухне
наступает мёртвая тишина. Слышно только как тяжёлые крупные
снежинки стучат о металлический карниз за окном.
— Я слушаю тебя, Марина. Тебе ещё есть, что сказать?
Понимаю, что вместо слов изо рта выйдет только сдавленный писк.
Молча качаю головой из стороны в сторону и глотаю слёзы.
— А жаль, — продолжает он, — Я бы послушал. Подумал. Может быть,
понял бы. Даже простил бы.
Слух цепляется за слово "простил", и я вскидываю подбородок. Не
за что меня прощать. Я ни в чём не виновата. Понятия не имею, что
это за "концерт", и почему он пытается обвинить меня невесть в чём.
Но я-то знаю, от кого у меня ребёнок. Каждая мать знает.
Что это? Я же всегда была честна перед ним, как открытая книга.
Чего он этой мерзкой сценой хочет добиться? Чтобы я поунижалась?
Призналась?.. В чем? Что у меня дочь не от него? Но это же бред.
Полная, лютая дичь. И если бы он хорошо меня знал, понимал бы это.
Выходит, совсем он меня не знает.
Смотрю ему прямо в глаза, и медленно, аккуратно, будто пытаясь
погладить тигра, начинаю говорить.
— Серёжа. Это наша с тобой дочь. Твоя. Я всегда была тебе верна.
Я не знаю, что с тобой произошло, что ты так со мной
разговариваешь, и откуда ты взял эту бумагу. Я уверена, что это
подделка. Тебя обманули. Давай спокойно вместе обсудим, что это
такое. Я точно знаю, что всему этому есть логическое
объяснение.
Он так же пристально смотрит на меня. Прикидывает. Оценивает. И
наконец выносит вердикт.
— Я тебе не верю.
Душа застывает на месте, и я забываю как дышать. Ноги перестают
держать, и, чтобы не рухнуть на пол, я с размаху сажусь на кухонную
табуретку.
Он же, не проронив больше ни слова, разворачивается и выходит из
кухни. Проходит мимо закрытой двери детской, даже не поворачивая к
ней головы. С грохотом захлопывает входную дверь.
С этим грохотом разрушена моя жизнь.
Опускаю локти на стол и закрываю лицо ладонями. От кого прячусь?
Не знаю. От себя, наверное. С подбородка на стол тихо капают слёзы.
Вот так и закончилась моя семья. Без рыданий в голос и истерик. По
крайней мере, моих. Закончилась быстро и тихо. Так быстро, что я до
сих пор не могу этого осознать до конца. Какой-то болезненный
кошмар. Отрываю заплаканное лицо от ладоней и смотрю в окно, где
дождь со снегом сменился лениво кружащимися хлопьями снежинок.
Такими спокойными и безмятежными.
