Наверное, в десятый раз набираю номер мужа на телефоне и слышу
одну и ту же фразу: «Телефон абонента выключен или находится вне
зоны действия сети».
Что за ерунда?
Марат ведь в курсе, что наша дочь в любой момент может начать
рожать.
Внук уже пару раз пугал «тренировочными схватками». «Тревожный
чемоданчик» стоит в прихожей, документы, карты, ключи лежат на
видном месте.
Лика немного перехаживает, но это не страшно, как сказал
доктор.
Я взяла отпуск на работе, чтобы быть рядом с дочерью в это
волнительное время.
Зять в очередном рейсе. Он помощник капитана на торговом судне и
не смог найти себе замену.
Поэтому вся надежда только на Марата, а супруг, как назло, не
берёт трубку…
– Мам, вызывай такси, – дочь появляется из ванной комнаты и
неспешно переодевается для поездки в роддом.
Схватки стабильно идут через равные промежутки времени. Для
отдыха у Лики всё меньше минут, и тянуть с госпитализацией больше
нельзя.
Моя машина в сервисе, вызывать «скорую» дочь отказывается
наотрез:
– Не хочу ехать в роддом на машине с мигалкой.
Вздыхаю и запускаю приложение. Оно показывает, что серая Тойота
подъедет через семь минут.
Мы обе напряжены. Дочь испытывает боль, я тревожусь о ней, о
супруге, о малыше…
Помогаю будущей маме сунуть ноги в растоптанные кроссовки и
натянуть безразмерную толстовку. На дворе конец августа, ещё
довольно тепло.
– Папа так и не появился в сети? – обиженно сопит мой
воробышек.
Любимая папина дочка не ожидала, что в такой ответственный
момент её отца не окажется рядом. Самого надёжного, ответственного,
сильного…
Моё сердце тревожно сжимается, а вслух пытаюсь успокоить
Ликусю:
– Наверное, у папы телефон разрядился или он его потерял.
Уверена, «дедуля» уже мчится к нам. Давай оставим ему записку.
Вырываю листок из блокнота, что лежит на тумбочке, и пишу
несколько слов для Тарханова: «У Анжелики начались схватки, мы
уехали в роддом».
В последнее время пунктуальный, заботливый, педантичный муж то и
дело ставит меня в тупик своей рассеянностью, опозданиями и
невнимательностью к моим просьбам.
С ним определённо что-то происходит.
И я холодею при одной мысли, что Марат нездоров, но скрывает от
нас свои проблемы…
Такси привозит нас к приёмному покою роддома. В окне
регистратуры быстро заполняют необходимые бумаги и провожают в
смотровую палату.
Небольшое светлое помещение, голубая кушетка, гинекологическое
кресло, весы, ростомер, письменный стол с компьютером и аппарат
УЗИ.
Анжелика ходит по палате, одной рукой поддерживая живот, а
второй – поясницу. Не может сидеть на месте. Промежутки между
схватками стали короткими, она то и дело кривится от боли, кусает
губы, морщит гладкий лоб.
Не знаю, как помочь своей малышке.
– Дыши, милая! Давай вместе!
И мы дружно надуваем губы и пробуем практиковать обезболивающее
дыхание. Внимание переключается, Лике становится немного легче.
Дверь открыта, мы ожидаем врача.
Неожиданно из смотровой, что находится напротив, раздаётся такой
родной, знакомый голос:
– Потерпи, малыш, скоро всё закончится.
Мы с Ликой переглядываемся и, не сговариваясь, выскакиваем в
коридор. Приближаемся к палате, как к краю бездонной, пугающей
бездны, в которую можем упасть.
Дверь приоткрыта. До нас доносится жалостливо-капризный тон
молодой женщины:
– Марат, ты ведь будешь со мной? Не уйдёшь?
– Конечно, с тобой. Ты и ребёнок – сейчас главное в моей
жизни.
Дочь становится бледной, как белое дверное полотно. Прикрывает
руками живот, словно прячет ребёнка от беды, что ждёт нас за
порогом.
Не выдерживает этой пытки ужасающей правдой и грубо пинает ногой
в кроссовке дверь. Та распахивается, с громом ударяясь о стену.
Перед нами открывается пасторальная картина: Тарханов сидит на
краю кушетки, держит за руку молодую, красивую девушку возраста
нашей дочки, гладит её беременный живот.
