Мне было десять, когда я попала в детский дом.
До того момента мы жили с мамой вдвоем. Она одна воспитывала меня с рождения. Отец бросил её беременную.
Нам было трудно, но я с теплом вспоминаю то время, чувствуя её тепло. Маленькая Рори всегда была счастлива, несмотря на агрессивную окружающую среду.
Прошло много лет, всё изменилось. Моя жизнь тоже изменилась, но любовь и забота мамы – лучшее, что было в ней. Гречневая каша с маринованными овощами – лучший завтрак. Ель, наряженная мандаринами и конфетами – самая красивая.
На заводе, где мама работала, произошел несчастный случай. Начался пожар. После долгого горения обрушилась крыша. Мама домой не вернулась. Я ждала её до самого утра. Не спала. Но она так и не пришла… К обеду в дверь нашей небольшой съемной квартирки постучались неизвестные мне люди в форме.
В тот день моё небо обрушилось впервые.
Никто из дальних родственников меня взять к себе не пожелал.
Многие из них часто бывали у нас в гостях, и я свято верила, что люди, так часто хвалившие мой чудесно-спокойный нрав, согласятся меня приютить.
Я была достаточно взрослой, чтобы понимать – ничего хорошего ждать от детского дома не придется.
Не ошиблась.
Там таких, как я, принято рассматривать в роли жертвы. Слабая. Ранимая. Несговорчивая.
В первую же ночь мне обрезали волосы. Проснулась в процессе, но роли это не сыграло. Пока несколько человек меня держали за руки и ноги, одна из девчонок отрезала тупыми ножницами длинные пряди. Дело не шло, поэтому часть волос просто вырвали.
Когда наутро воспитатель увидела безобразие, творившееся у меня на голове – где-то волосы были обрезаны под ноль, где-то оставалось по пять – десять сантиметров, но это было ничто по сравнению с прежним каскадом волос, достающих до поясницы, с которым я спать ложилась – мне влетело ещё и от неё.
Никто не стал разбираться. Девочки первыми успели пожаловаться на меня.
Мнение старших сложилось мгновенно.
Трудно передать словами, как я возненавидела то место.
Грезила своим совершеннолетием. Хотела вырасти, выпуститься и забыть всё как страшный сон.
Так продолжалось до тех пор, пока к нам не перевели нового мальчика.
Марат.
Даже если бы я захотела, никогда не смогла бы забыть его пронзительных голубых глаз.
В первую нашу встречу он внимательно смотрел на меня, склонив голову набок. Зрительный контакт длился так долго, что я успела вся покрыться мурашками, разнервничаться, и едва ли не упала, споткнувшись на ровном месте.
После встречи с ним моя жизнь изменилась, но уже в лучшую сторону.
Он был агрессивный, молчаливый и немного дикий. Но никто с того дня меня больше пальцем не тронул.
Марат старше меня на три года. Когда мы познакомились, ему было пятнадцать. Уже тогда он был выше и рослее всех своих сверстников, да и парней постарше. Я не стану говорить, что его никто не трогал, но он всегда мог постоять за себя. И за меня.
Когда Марату исполнилось семнадцать, нашелся его родной дядя.
Мужчина не общался со своим родным братом, отцом Марата, много лет и не подозревал о его гибели. Узнав, поспешил забрать племянника в свой дом. Что двигало им, родственные чувства или отсутствие собственных детей, я не знаю, но факт остается фактом – он сделал доброе дело. Ад для Марата закончился.
Никому никогда не пожелаю оказаться там, где мы с Маратом провели свою юность.
Я не знаю, что он сделал или сказал ребятам, но даже после того, как Марата забрали, ко мне и пальцем никто не прикоснулся.
Связь между нами прервалась. Марат мне не писал, а я не знала, где он находится. Но я всегда его помнила. Думала о нем каждый день.
Мама и Марат. В моей жизни не было других любимых людей.
После выпуска я осталась в нашем небольшом городке за Уралом. Поступила в педагогический колледж. Быт свой налаживала в выданной мне небольшой квартирке. По ночам подрабатывала посудомойщицей в кафе.
