
Предательство — это не удар. Это не мгновенная боль, от которой
кричат. Это тишина. Глухая, липкая тишина, которая обволакивает
тебя, медленно разъедая изнутри.
Сначала ты не веришь. Ты смотришь в глаза тому, кого любила,
ждёшь объяснений, оправданий, чего угодно — только не этого
молчания. Но он молчит. Ты зовёшь его по имени, но он
отворачивается, будто тебя больше нет.
В этот момент ты умираешь. Не полностью, нет. Всё сложнее. Ты
остаёшься живой, но та часть тебя, что верила в любовь, больше не
дышит. Это медленная смерть. С каждым вдохом в груди становится
пусто.
Я сам недавно узнал. Мне жаль.
Эти слова звучат в голове снова и снова, как плёнка, застрявшая
на одном кадре. Мне жаль. Он не сказал: Я боролся за
тебя. Я верю тебе. Я не позволю им это сделать. Он просто
сказал жаль — и отдал меня чужим людям, словно выбросил
ненужную вещь.
Наручники обжали запястья, холодный металл впивался в кожу, но
это была не самая сильная боль в тот момент. Настоящая боль — это
их взгляды. Марины, Славика. Дети, которых я любила больше жизни,
смотрели на меня так, будто я враг. Будто я их предала, хотя
предали меня. Я пыталась найти их глаза, шептала: Пожалуйста,
поверьте мне. Но они уже не слышали меня.
Я помню каждый их взгляд, каждую тень разочарования на лицах,
каждую слезу. Это не забывается. Ты засыпаешь с этим, просыпаешься
с этим. Ты смотришь в потолок, думая: Что я сделала не так?
Почему моя любовь не спасла нас?
Иногда я думаю, что легче было бы умереть тогда, в тот вечер. Но
меня заставили жить. Жить с этим молчанием внутри. Жить с пустотой
там, где раньше был дом, семья, он.
Иногда я даже боюсь дышать слишком глубоко. Боюсь, что эта боль
разорвёт меня изнутри.
Сегодня мне исполнилось 45.
Я стою у зеркала, медленно провожу пальцами по ткани
светло-кремового платья. Оно струится по фигуре мягко и изысканно —
именно так, как я хотела. Виктор всегда говорил, что в этом цвете я
выгляжу, как королева. Я улыбаюсь, поправляю прядь волос за ухо и
произношу вслух:
— Королева.
Мой голос звучит почти уверенно. Почти.
Из кухни доносятся голоса детей, и я невольно задерживаю
дыхание, прислушиваясь. Марина смеётся, шутит над чем-то, а Славик
бурчит в ответ, как всегда. Они дома. Мои дети. Моя
семья. На секунду я закрываю глаза и пытаюсь зацепиться за
это чувство. Это мой день. Сегодня я должна чувствовать себя
счастливой.
Но внутри что-то холодное шевелится и не даёт покоя. Ком в груди
всё растёт, хотя я пытаюсь его задавить. В последние недели Виктор
был странным. Сначала это были мелочи: короткие ответы, быстрые
поцелуи в щёку, которые даже не касались кожи. Потом он перестал
держать меня за руку, когда мы ложились спать. Когда я наклонялась
обнять его сзади на кухне, он отодвигался. Я думала, что это
усталость. Проблемы на работе. Мы же вместе столько лет —
не может быть иначе.
Я помню вчерашний вечер. Я вошла в кабинет, а он быстро выключил
экран ноутбука и встал, как будто я застала его за чем-то
запретным.
— Что ты там делаешь? — спросила я, пытаясь говорить легко.
— Ничего важного, — ответил он слишком быстро и потянулся к
телефону. — Просто дела.
Мне показалось, что я больше не знаю этого мужчину. Я вышла из
комнаты, но сердце билось так быстро, что мне пришлось сесть в
коридоре и положить ладонь на грудь. Я была уверена, что это
пройдёт.
Но это не прошло. И сейчас, стоя у зеркала, я чувствую, как
что-то надвигается, как шторм на горизонте. Я боюсь поверить своим
мыслям.
Может, он разлюбил меня?
Нет. Нет, я не позволю этим мыслям разрушить сегодняшний вечер.
Я глубокий вдох, ещё один.