– Профессор, он проснулся! Проснулся! – кричала что есть сил медсестра, и эхо ее звонкого голоса разносилось по длинному и гулкому коридору госпиталя.
– Тише, деточка, тише, – попытался урезонить ее профессор. – Не знаю, кто там у вас проснулся, но вы сейчас всю больницу точно разбудите.
– Ну как кто? – недоуменно переспросила медсестра. – Этот… как его… Электроник.
– Какой еще Электроник? – уже не на шутку рассердился профессор Левин. – Извольте, голубушка, выражаться ясно и точно, вы в конце концов медработник, а не торговка базарная, чтобы голосить тут истошно. – И словно устыдившись излишней резкости, добавил уже вполне миролюбиво: – Выкладывайте по порядку, что случилось и какой-такой проснулся Электроник, что об этом надо кричать во весь голос.
– Так это, Геннадий Семенович, мы про себя того, что в колбе, так называем. Ну, фильм такой есть – «Приключения Электроника», неужели не видели?
– Это вы, в силу своего весьма юного возраста, детские фильмы пока еще смотрите, а я про этого Электроника только со слов внука знаю. – Профессор внезапно запнулся и снова строго спросил: – Погодите, погодите, это вы что, Гелия Леонидовича Электроником прозвали?
– Ну да, его, – смущенно подтвердила медсестра. – Я же говорю, проснулся он…
– Быть такого не может, ему спать еще как минимум часа четыре. А ну, пойдемте, посмотрим.
Больной лежал в прозрачной капсуле, сплошь обмотанный и обвешанный трубками, шлангами, всевозможными медицинскими приборами и датчиками. Он не шевелился, но смотрел вверх широко открытыми глазами.
– Что ж вам не спится, Гелий Леонидович? – недовольно пробурчал профессор, но увидев, что больной шевельнул губами, мгновенно запротестовал: – Не отвечайте, голубчик, не отвечайте. Сейчас мы вам в капельницу добавим кое-чего, и вы у нас еще поспите, а то вы нам всю картину портите.
Через пару минут больной снова сомкнул веки. И снова он оказался в кошмаре того жуткого сна, который снился ему здесь, в госпитале, всякий раз, когда он засыпал даже на несколько минут.
…В каком-то невероятном рубище, состоявшем всего из нескольких лоскутов ветхой ткани, он стоял посреди бескрайнего выжженного до черноты поля. Вокруг не было ничего живого – ни зверя, ни птицы, ни даже кустика какого. И весь ужас заключался в том, что он отчетливо понимал – больше во всей Вселенной не осталось ничего и никого живого. Только он. Он один. С этого бескрайнего поля нельзя было уйти – ноги не слушались его. В предчувствии безысходности мутнело сознание. И когда остатки разума, казалось, уже покидали его, он просыпался. Еще несколько мгновений лежал с закрытыми глазами, пока не веря, но уже понимая: черное поле осталось в небытии, а он снова живет…
