В городе Кошково и впрямь жила тьма-тьмущая кошек. Многие считали, что и название город когда-то получил из-за них. Другие полагали, что Кошковым он стал от реки Кошка, которая делила его на две почти равные части. Но были и те, что меняли причину со следствием местами. «Это кошки тянутся сюда отовсюду, – говорили они, – узнав, что есть на свете исконно их, кошачий, город».
Как бы то ни было, кошки чувствовали себя здесь настоящими хозяевами. Они важно, степенно, с достоинством разгуливали по кошковским улицам, дворам и садам, гордо сидели, подобно маленьким сфинксам, на каждом углу, праздно полеживали на городских тротуарах и аллеях парка, будучи самодовольно уверенными, что ничья злобная нога не посмеет их пнуть, ни один нечаянный каблук не отдавит им хвост… И ведь действительно – двуногие жители Кошково снисходительно терпели хвостато-усатых сограждан, и даже самые отъявленные задиры и хулиганы отчего-то предпочитали не тревожить кошачьего самосозерцания. Да что там люди – собаки и те в этом городе за кошками не гонялись.
Вот и на парковой аллее, усыпанной золотом и медью опавших листьев, по которой неспешно возвращались из школы Артем и Серега, кошек было куда больше, чем людей. Но друзей не интересовали сейчас хвостато-пушистые согорожане. Они беседовали на тему, которая не могла иметь к кошкам отношения. Да и ко всем прочим, кого люди привыкли называть «меньшими братьями», – тоже. Разве что к лебедям и китам, и то спорно.
Артем – он был выше крепыша Сереги – на ходу подпрыгнул и сорвал с низкой ветки клена желтый, в рыжую крапину лист. Сергей шел, глядя под ноги, и, надув пухлые губы, хмурился. Поравнявшись с заваленной листвой скамейкой, он остановился, сгреб с края гербарную позолоту, бросил на крашеные деревянные брусья рюкзак с учебниками, плюхнулся рядом, сунул руки в карманы и закинул ногу за ногу. Артем снял с плеча сумку и сел рядышком, не потрудившись очистить скамейку. Он был всецело поглощен разглядыванием кленового листка. Между ребятами на куче мягких листьев нежилась под скупыми лучами октябрьского солнца кошка. Полосатая, словно тигренок, только черные полосы чередовались не с желтой, а с белой шерсткой. Серега вынул ладонь из кармана и погладил кошку. Та отнеслась к этому равнодушно, не раскрывая блаженно зажмуренных глаз.
– Ты знал его? – спросил Артем, не отрывая взгляда от резного листа в руке.
– Не, – мотнул головой Серега, оставил в покое кошку и застегнул молнию бело-зеленой курточки до самого горла, словно ему стало зябко. – А ты?
– Я из пятнадцатой никого не знаю, – отбросил наконец листик Артем и посмотрел на приятеля. – Они все там, похоже, придурки.
Дунул ветер и ставший ненужным кленовый листок не успел коснуться земли, а закрутился и вернулся к Артему, прилепившись к ярко-красному боку его ветровки.
– Точно, – шмыгнул носом Сергей. – Пр-ридур-рки!.. – повторил он и сплюнул.
– Десятый уже… – Артем снял с куртки листок и снова принялся вертеть его в руках. – Или одиннадцатый?
– А ты этих трех дурочек считал, которые… ну, того… из окошка?..
– Считал, с них же и началось.
Серега опять сплюнул:
– Говорят, они просто упали. Курили, дуры, на подоконнике, одна полетела, за тех ухватилась – и у-ух все втроем! И они не с пятнадцатой школы, а с девятой.
– С девятой еще два чувака, что с крыши шагнули, помнишь? Один – всмятку об асфальт, а второй на крышу тачки шмякнулся, три часа еще пожил, придурок… А те девки – не, они тоже в сознанку!.. У одной же записку нашли: «Похороните нас в одном гробу».
Серега то ли хмыкнул, то ли всхлипнул:
– Дуры!.. Детство в одном месте заиграло…
– Славка знал одну, – сказал Артем и снова выкинул лист. На сей раз тот мягко лег на землю, сразу затерявшись в куче собратьев.
