– Мне нужно отдохнуть от всего этого, Джек, – со вздохом протянула его мать одним хмурым осенним днем.
В общем-то, именно с этого все и началось.
Женщина стояла у узкого кухонного окна, задумчиво глядя сквозь мокрое стекло, а в ее голосе сквозили усталость и раздражение. Джеку всегда казалось, что именно из этих двух вещей и состоят все взрослые люди. Из усталости и раздражения.
– Я уеду ненадолго, – заявила она неожиданно. – А ты пока поживешь у дедушки Оливера.
Услыхав это, Джек едва не поперхнулся кукурузными хлопьями.
Его мать почти никогда не упоминала о дедушке Оливере. Он вообще не мог припомнить, когда они говорили о нем в последний раз. Он и видел-то дедушку лишь однажды в своей жизни, когда тот был проездом в городе и заглянул к Джеку в детскую всего на пару минут. Сказал, что собирается на выставку чайных чашек, затем сунул мальчику в руки нечто, отдаленно напоминающее чучело белки, и испарился без следа.
Мать Джека считала дедушку Оливера слишком странным, а поэтому откровенно его недолюбливала. Она вообще с крайней неприязнью относилась к любым странностям, а больше всего на свете не выносила странных людей.
Наверное, потому что его отец тоже был немного странным. Так что, как несложно догадаться, и он, в конечном итоге, навсегда исчез из их жизни. Хотя, если бы вы спросили Джека о том, какой была его жизнь до развода родителей, то вряд ли бы получили внятный ответ. Своего отца мальчик тоже почти не помнил. Частые переезды – забавная вещь, которая начисто стирает детские воспоминания, перемешивая их жалкие обрывки в какую-то несуразицу.
Последние два года Джек жил вместе с матерью в одном из кирпичных домов на окраине старой Англии. В одном из тех, где в комнатах всегда царит загадочный полумрак, поэтому приходится зажигать свет с самого утра, а под потолком упорно разрастаются сизые пятна плесени, хоть как ни старайся оттереть их железным скребком и содовым раствором.
По ночам в крошечных коридорах здесь завывал сквозняк, а в дождливые осенние дни – такие, как сегодня, с прохудившейся крыши на пол с громким «ХЛЮП» падали холодные капли. А еще при каждом шаге старые дубовые половицы тихо, но долго и как-то безысходно-протяжно стонали под ногами мальчика, как будто ветхий дом был недоволен тем, что кто-то нарушает его пыльный покой.
«ХЛЮП», «ХЛЮП», «ХЛЮП» и нестерпимо долгие скрипы старых досок – вот как звучал осенней порой новый дом Джека. Тоска смертная, что и говорить…
– Я дам тебе с собой немного денег, – продолжала женщина. – Чтобы в случае чего ты мог купить билет на поезд и вернуться домой. Я оставлю ключ под ковриком у входной двери.
Джек лишь молча кивнул, не переставая поражаться всему происходящему.
Следующие несколько дней он был всецело поглощен предстоящим отъездом. Стащив с чердака древний мятый чемодан, мальчик сперва долго размышлял над тем, что именно ему стоит взять с собой в дорогу. А затем сгреб в охапку все вещи из своего шкафа и попытался затолкать их разом в потертый саквояж. Влезла примерно треть. Вот так с собой у Джека оказались четыре пары осенних курток и ни одних запасных носков.
В четверг, ровно в три часа дня, он сел в заметно проржавевший пузатый автобус, почему-то остро пахнущий медицинским спиртом и чем-то еще, неуловимо-неприятным, и отправился на вокзал.
– Джек, я буду звонить тебе каждый день, – пообещала ему мать, целуя на прощание в лоб и протягивая забитый до отказа чемодан.
А спустя несколько часов Джек уже прислушивался к стуку колес и бездумно таращился в окно поезда, за которым неотвратимо угасал очередной дождливый день.
Так закончилась его прежняя, нормальная жизнь.
