Рой
Марионеток легче всего превратить в висельников. Шнурки уже есть. Станислав Ежи Лец.
-1. Призрак горизонта
Пространство перед тяжелыми гермозатворами ярко освещалось прожекторами, и оплавленные бурые кубы контейнеров отбрасывали на пепельную поверхность резкие черные тени. Чуть поодаль согнулся искореженный температурами металлический скелет погрузчика, сквозь ребра которого проступало ярко-красное пятно тяжелого скафандра. Оператор машины покончил с собой, подняв забрало гермошлема. Однако обстоятельства его гибели свидетельствовали, скорее, не о суициде, а об убийстве. Шлюз запечатали изнутри, поставив беднягу на поверхности перед выбором между ледяным удушьем вакуума и адской сковородкой огненного рассвета. Случилось это менее местных суток назад или почти пятьдесят часов в земном исчислении.
Верхние горизонты подземного поселения, обездушенные и обесточенные, тонули в вязком мраке, едва разгоняемом светом фонарей. В рубке, управляющей шлюзом, покрывались плесенью остатки скромной трапезы на двоих. Ложка в контейнере для супа прилипла ко дну, тронутому желтоватой жирной коркой. На скамье в раздевалке серел ворох белья, а на полу у открытого шкафчика лежала забытая кем-то маска респиратора. Вездесущая розоватая пыль успела покрыть ее тонким слоем талька.
Люки в спальном секторе были распахнуты. Жилые помещения, обычно оберегаемые от чужого глаза и духа близкого рудника, тронула вуаль розовой пыли из коридоров и штолен. Весь уровень казался огромным выпотрошенным некрополем. Ни живых, ни мертвых, ни сигнатур, а только брошенные вещи, засыхающие растения, аквариум с задыхающимися рыбками, початая бутылка и надкусанное бурое яблоко под столом. В глухой тишине гулко отсчитывал мгновения плохо закрытый кран в душевой.
Разведчик ослабил ремешок респиратора. Стараясь не вдыхать затхлый воздух, – вентиляция в обесточенном секторе отключилась, – он жадно приложился к бутылке, забытой кем-то на столике в кантине у самого перехода к другому уровню. Пойло приятно обожгло глотку и принесло чувство обманчивого облегчения. Осмотр горизонта, жители которого куда-то разом исчезли, вызывал необъяснимый трепет, и разведчик, некогда далекий от суеверий, уже несколько раз ловил себя на диком, ирреальном ощущении. Он будто очутился в трюме огромного корабля-призрака, откуда нельзя вернуться в привычный мир.
Утерев губы рукавом, разведчик вернул маску на лицо и доложился в гарнитуру коммуникатора: – Гнездо, я – Пятый. Сектор чист. Ни души. Готов к спуску на следующий уровень. Прием.
В глубине трепетавшей души еще теплилась слабая надежда, что поисковую команду, рассеянную по опустевшим секторам, отзовут. Что бы не произошло в поселении, но больше всего это походило на странную эпидемию, сопровождавшуюся, однако, отлично организованной эвакуацией в неизвестность. Как бы по возвращению не оказаться в карантине. А ведь он обещал заглянуть вечерком к новой подружке.
Коммуникатор подозрительно молчал. Приемное устройство улавливало только шорох помех от местной звезды.
– Гнездо, как слышите? – повторился Пятый. – Прием?
Ответа не было, и разведчик, досадуя на растущий страх и обстоятельства, перешел на общую частоту.
– Я – Пятый, меня кто-то слышит?
Ни отклика. Пятый в сердцах чертыхнулся, уповая отогнать панические мысли, а потом до слуха донесся тихий плач. Где-то в глубине перехода всхлипывал маленький ребенок. Разведчик оцепенел. Насколько ему было известно, детей в таких поселениях обычно не заводили. Пятый с подозрением покосился на оставленную бутыль, однако слух не обманывал и из перехода все так же слышалось жалобное хныканье. Обычно, подумалось ему, не значит никогда.
