Летняя ночь… Ни луны, ни звезд; душно… Тьма так черна и непроницаема, что, кажется, можно её потрогать. Всё замерло, скованное и придавленное мраком – ни звука, ни дуновения… И всё же совсем близко, во мраке, ощущается чьё-то присутствие. Невозможно разглядеть, что это, но без сомнения – оно огромно и могуче. Тьма чуть дрожит от тепла его исполинского тела, а редкий, едва слышный вздох говорит о том, что оно спит…
Море! Даже невидимое, оно ни на миг не позволяет забыть о себе, потому что оно здесь – всё. Это его дыхание затянуло облаками небо, его покой поверг в оцепенение все вокруг. Теперь оно спит, но кто знает, каким оно проснется – характер его изменчив, а сила безгранична. От его настроения и прихоти зависят погода, очертания берегов, жизни и судьбы миллионов существ, обитающих в его глубинах и на побережье
Море! В этом коротком слове величавое спокойствие и бесконечность: миллионы лет прошлого и миллионы будущего; оно хранит свои тайны и пишет свою историю, по сравнению с которой падения Рима и Сталинградская битва – ничто.
Так было всегда, и так будет…
. . .
Вдоль берега, у самой воды, идет человек. Лишь звук шагов да учащённое
дыхание выдают его присутствие. Море его не замечает. Для него он не более, чем камешек, которых неисчислимо на берегу.
Человек спотыкается, что-то бормочет – идти по зыбкому песку трудно – но упрямо продолжает свой путь.
А море спит…
1.
…Мите наконец надоело ковылять по песку, увязая и спотыкаясь. Он снял сандалии, закатал джинсы и с облегчением зашлепал по влажной полоске берега, укатанной волнами. Время от времени ног его мягко касалась вода и тут же уходила обратно. Она была тёплая, словно мыльная, но все же охладила усталые ноги.
Берег уже давно стал неровным, пошли камни и глыбы песчаника. Это означало, что пляжи кончились и началось дикое побережье. Митя уже порядком устал, но возвращаться не собирался – раздраженный дух толкал его вперед, а досада и горечь не проходили…
Причина, заставившая Митю уйти ночью так далеко от лагеря, была банальна до пошлости, и Митя это прекрасно понимал. Но в неполные девятнадцать лет трудно быть философом.
Если придерживаться только фактов, ничего особенного не произошло: его подружка Светка, танцевала сегодня с другим. Всего-то! Но, во-первых, за два года знакомства они принципиально танцевали только друг с другом, это было известно всем. Во-вторых, другим оказался не кто-нибудь, а радист лагеря Роберт Кочарян, красавец и сердцеед! Высокий, белозубый, Роберт никогда не тратил время даром и просто так с девушками не танцевал. Это тоже знали все.
Митя ничего не понимал. Ещё вчера он с одеялом в руках поджидал Светку после отбоя в кипарисовой "Аллее Влюбленных», и всё было, как уже много раз… В половине второго на пороге коттеджа она потрепала его за ухо, поцеловала на прощанье, шепнула: «Ну, беги…» – и исчезла за дверью. Он мог бы поклясться, что в этот миг она была ЕГО Светкой.
С тех пор прошли неполные сутки. Утром Митя уехал по делам в город, вернулся к обеду… А потом сломался водопровод в Верхнем Отделении, и всё остальное отошло на второй план – лагерь мог остаться без воды.
…Уже затемно, грязный и усталый, Митя наскоро поужинал в пустой столовой холодными макаронами, переоделся и поспешил на танцплощадку, где уже вовсю гремела музыка. Пришел… и увидел Светку с Робертом.
Вначале он просто не поверил своим глазам. С ним здоровались, что-то спрашивали, он невпопад отвечал, а сам был не в силах оторвать взгляд от освещённого круга, где видел только Светку и Роберта. Роберт небрежно прижимал Светку к себе, а она, закинув руки ему на шею, преданно глядела ему лицо и, казалось, ничего не замечала вокруг. Когда танец закончился, Роберт по-хозяйски взял Светку за локоть и повёл к скамеечке.
