Я вляпалась в дерьмо. В прямом и переносном смысле. Мой сапог с чавкающим звуком увяз в коровьей лепешке, но я не застонала от разочарования, а продолжила улыбаться, глядя в камеру.
За два года в роли телеведущей популярного реалити-шоу «Любовь-морковь» об одиноких английских фермерах, которые ищут свою вторую половинку, я научилась сохранять восторженное выражение лица даже в такие моменты, когда кто-то по локоть засовывает руку в корову, помогая ей разродиться. На деле же и это зрелище, и свою работу фермерской свахой я мечтала забыть как страшный сон.
– Снято! – объявил Джейми.
Шотландец с огненно-рыжими волосами выглянул из-за камеры и отсалютовал моей термокружкой.
– Слава тебе господи! – выдохнула я.
Забрала у Джейми термокружку и принялась вытирать сапог о пожухлую траву. Без дозы кофеина и сахара я бы не пережила и дня съемок. Если фермеры запросто просыпались ни свет ни заря, то меня, настоящую сову, регулярные подъемы в четыре утра медленно, но верно убивали.
Весь ноябрь мы делали короткие репортажи о каждом из десяти героев нового сезона. Из отснятого материала мой любимый монтажник Хью соберет первую серию, трансляция которой запланирована на третье декабря. В течение месяца после этого заинтересовавшиеся телезрительницы смогут отправить нам видеоанкету, а мы отберем по две кандидатки и пригласим их посетить приглянувшегося фермера. У него в гостях под зорким оком телекамер им нужно будет доказать не только любовь, но и умение доить коров, управляться с трактором и стричь овец. Через семь дней они разъедутся и снова встретятся лишь в финале. Из года в год мы снимали его в июле в большом, специально под это оборудованном амбаре, где каждый фермер выбирал свою нареченную.
– У сеновала валяется шланг, – крякнул Билл, открепляя микрофон от лацкана моего серого пальто из плотной шерсти. – Я не пущу тебя в машину с дерьмом на сапоге.
Пятидесятилетний Билл в фетровой кепке, прикрывавшей лысину на затылке, был не только нашим звукооператором, но и водителем. И если мы хотели, чтобы он разблокировал двери и пустил нас внутрь, приходилось выполнять ряд правил. Мне было запрещено приносить с собой коровьи лепешки, Джейми – курить в салоне, а Питеру, нашему осветителю, – слушать хеви-метал. Как по мне, вполне разумные правила.
– Скоро приду, – бросила я и направилась к сеновалу. По дороге остановилась и вылила в рот остатки кофе.
Самый лучший ванильный латте с нотками лесных орехов и миндальных пряников варили в кофейне напротив моего дома в Камдене. По утрам я была одной из первых посетительниц. Бариста в черном тюрбане и с сильным индийским акцентом уже имел наготове пол-литра моего любимого кофе. За эту предусмотрительность я называла его раджа Арун и оставляла десять фунтов чаевых – в два раза больше, чем стоил мой латте. Всю дорогу до места съемок в машине Билла я делала маленькие глоточки, а в конце съемочной смены, спустя десять—двенадцать часов пила уже остывший кофе, не желая выливать даже каплю чудодейственного зелья.
Я перешагнула через толстый кабель, тянущийся от камеры Джейми к микроавтобусу, и пошла в сторону сеновала, оставив парней собирать оборудование. Для съемки пилотного эпизода мне не нужна была съемочная группа в тридцать человек. С десятиминутными роликами мы отлично справлялись вчетвером.
Были свои преимущества в работе телеведущей – мне больше не нужно было таскать тяжести. В самом начале, когда я еще студенткой второго курса устроилась на телеканал Би-би-си, мне поручали любую работу: и сматывать провода, и надраивать линзы, и подзаряжать аккумуляторы, и даже камеры тягать. И со всем, кроме последнего пункта, я справлялась на ура, а вот волочить пятнадцатикилограммовую камеру при моем весе в пятьдесят килограммов и росте в сто шестьдесят сантиметров просто не представлялось возможным.
