ПРОЛОГ,
или КАК ЗАВЯЗАЛСЯ УЗЕЛ
Нет ничего хуже в жизни, чем быть простым деревенским лентяем.
По крайней мере так считала покойная мать Фэта – Тюлейн.
Может, это даже были ее последние слова: сын тогда отказался ехать к лекарю, и вот результат…
Фэт помогал нести гроб.
А потом – понеслась сиротская жизнь…
Пришлось даже работу найти, чтобы с голоду не подохнуть: раньше все медяки мама зарабатывала, а он лишь в теньке спал да похрапывал. Вставал только раз в день, да и то – чтобы пожрать. Но обедал за троих, словно отъедаясь за пропущенный завтрак и забытый вечером ужин. А потом опять спал – комарам на радость.
Теперь про полуденный сон можно забыть, с горестью думал Фэт, возя шваброй в пыльном углу. Да и не наешься: корчмарь, зараза, все себе в прибыль выкручивает – и при деньгах, и работники не ропщут. Даст утром миску каши и хлеба черствого – вот и вся еда. В обед, правда, в супе и кости попадаются… Ну, да Фэт скоро и свои пощупает, на таком-то пайке! Впрочем, бывало, заходили в таверну проезжие герои-рыцари, которые угощали истекавшего слюной полотера светлым пивом да жареным мясом и рассказывали о приключениях, в какие их дорога бросала. После трех-четырех кружек рот сам собой открывался, и Фэт с жадностью глотал рассказы о дальних странах и бескрайних морях, о злобных огнедышащих драконах и их выродках василисках, о прекрасных принцессах и заговоренных мечах.
После пятой воображение услужливо рисовало огромное поле, усеянное телами поверженных ящеров. Восседал на этой куче, конечно, сам Фэт, с волшебным клинком, поднятым высоко над головой, и красавицей-принцессой, жмущейся к его волосатой груди.
На шестой и седьмой кружке сирота все еще мирно витал в облаках, мысленно любуясь собственным отражением на лезвии меча и тиская хихикающую наследницу престола.
Но на восьмой реальный мир сливался с придуманным, и Фэт, схватив подвернувшуюся под руку табуретку, начинал бегать за перепуганным рассказчиком с криком: «Куда прынцессу дел, хвостокрыл?!».
Благо в таверне все табуретки от разбития заговорены были.
Жаль, что на головы щедрых гостей таверны наложить подобные заклятия никто не додумался.
Впрочем, хозяин корчмы по этому поводу особо не горевал: клиенты иностранные и так редко появлялись, что ж о них жалеть? Своего люда хватает, не пожалуешься!
Однако ж и местные, не будь дураками, прознали, что Фэт-то на что лентяй и пропойца, а много историй увлекательных знает. Так, сначала один с ним пиво вызвался пить, потом еще и еще…
Ну, конечно, не совсем прямо перебил – живы остались, только без зубов да все в шишках. Да и грех было не уйти из таверны с синяками, если раздавать оплеухи брался такой дородный парень, косая сажень в плечах! И пусть нечесаные русые волосы до плеч и простоватый взгляд выдавали в нем обычного деревенского лопуха, увечий меньше не становилось: слишком уж был он силен, этот «лопух»!
Селяне, как и говорилось выше, дураками не были и в корчму ходить перестали.
И вот, в один прекрасный день, когда в таверне не было ни души, корчмарь окинул пустующий зал долгим взглядом и, тяжко вздохнув, позвал к себе Фэта.
– В чем дело, сэр Протти? – спросил озадаченный сирота, подходя к хозяину.
– Какой еще сэр, дубина?! – воскликнул разозленный до предела корчмарь. – Ты где этих обращений понабрался?! У нас тут что, королевский двор?!
Фэт смущенно шмыгнул носом.
– Ты и так тут допрыгался, герой легенд, твою… Видишь, к чему твои подвиги с табуреткой привели? Нет в таверне никого, все тебя боятся, дома пиво варят и пьют!
– Ну, а что мне поделать, если пиво на меня так действует?
– Так и не пей его!
– Не могу. Нельзя людей обижать – они же от чистого сердца!
– Скорее от грязных почек. – Корчмарь пошарил в карманах и, выискав серебряную монетку, бросил ее Фэту: – На вот тебе, и иди на все четыре стороны!
