Люси
— Помогите! Помогите кто-нибудь! Умоляю! — колочу кулаками в запертую дверь.
Я здесь уже третий день. Где «здесь», не знаю.
Практически все первые сутки я спала, на вторые стала приходить в себя. В голове пугающая пустота, будто по моей памяти прошлись ластиком и стёрли целую жизнь, оставив мне лишь имя и возраст. Я даже не уверена, точно ли это моё имя. Оно стало тем единственным, что прорвалось в сознание сквозь сильную головную боль и гул незнакомых голосов.
Сейчас в спальне никого. Только тяжелый запах из взвеси совершенно разных женских духов напоминает, что присутствие других девушек в этой просторной комнате мне не приснилось. Они тоже не понимали, где находятся. Только пара с вызывающим макияжем смеялась над нами и говорила, что это либо сутенёры, либо ещё хуже — организаторы закрытых аукционов.
Грубые мужчины приносили еду и воду, а заодно забирали девушек из комнаты. И вот я осталась одна. Это не сон. Точно не сон. Первобытный страх сдавливает щупальцами горло. Мне резко перестаёт хватать воздуха. Как рыба, выброшенная на берег, открываю рот, пытаясь проглотить немного кислорода, протолкнуть его через спазм.
— Эй! — в приступе паники снова колочу по двери. — Эй! Да выпустите вы меня! Вы не имеете права! Меня будут искать! — лгу я.
По щекам текут горькие слезы. Сев на пол у проклятой двери, прячу лицо в ладонях и тихонечко всхлипываю от безысходности. Створка резко открывается, я заваливаюсь назад.
— Опа, — меня ловят чьи-то руки. — Какая необычная. Привет. Говорят, ты тут капризничаешь. Поднимайся, — мужчина с глазами цвета черного кофе помогает мне встать и подталкивает обратно в комнату.
Дверь за нами закрывается. Я пячусь от него к стене. Больно ударяюсь об неё лопатками и замираю, боясь сделать вдох.
— Меня зовут Адиль, — представляется он. — А тебя?
Спокойно проходит, садится на край кровати.
— Л-люси, н-наверное, — голос меня едва слушается.
— Мило, — хмыкает и криво ухмыляется Адиль. — Цвет волос необычный. И глазки у тебя красивые. На снежинку похожа. Сейчас тебе принесут чистую одежду, косметику и средства ухода, — говорит совершенно спокойным, будничным тоном. — У тебя есть пара часов, чтобы успокоиться и привести себя в порядок до аукциона. Хочешь попасть в хорошие руки, постарайся понравиться тем, кто будет готов за тебя платить.
— Но я не хочу! — прорывает меня. — Я не шлюха! И это незаконно!
— В моем мире действуют другие законы, — подмигивает он. — И с ними считаются, Снежинка. Попасть на аукцион лучше, чем в публичный дом. Поверь. Я давно этим занимаюсь. Знаю, о чем говорю. Посуди сама: один обеспеченный мужчина, который за маленькие плотские удовольствия может тебя озолотить, или множество пьяных, иногда обдолбанных чем-то потяжелее, готовых рвать тебя на части за пару косарей. Нет, если тебя устраивает второй вариант…
— Нет! — подпрыгиваю, с ужасом представляя, как это будет.
— Я так и думал, что ты не дура. Прекращай истерику. Для смазливой сиротки это билет в безбедную жизнь.
— Сиротки? — сползаю по стене на пол.
Осознание, что я одна не только в этой комнате, но и в целом мире, захлёстывает с головой. Значит, за мной никто никогда не придёт. Значит, никто не поможет мне вспомнить…
— К нам редко попадают другие, — мужчина пожимает плечами. — Подожди, — хмурится он. — Ты ничего не помнишь, что ли?
Отрицательно кручу головой. Какой смысл теперь скрывать?
— Хм, — проводит ладонью по тёмным, густым волосам. — А знаешь, так даже лучше. Во всех смыслах чистая девочка. За тебя хорошо заплатят. Вытирай слёзки, — подмигивает он. — Там злые дядьки с автоматами нервничают. Они очень не любят капризных малышек. Смотри на это, как на шанс приподнять уровень своей жизни от плинтуса. Будешь себя хорошо вести, я для тебя тоже кое-что сделаю. Прослежу, чтобы ты не попала к извращенцу.
