– Если ты решил таким образом вернуть меня к жизни, покорнейше благодарю. Но…
– Женя, ты обиделась, что ли? Честное слово, я действительно хочу, чтобы мы были вместе. Другое дело, если для тебя это неприемлемо. Тогда скажи сразу, не тяни кота за хвост. Я признаюсь тебе в любви, прошу твоей руки. И вовсе не потому, что ты – завидная невеста. Ты можешь или отвергнуть меня, или согласиться, или взять время на раздумья. Четвёртого, как говорится, не дано.
– Всеволод, ты можешь понять моё состояние? Действительно, я такого от тебя не ожидала. И не могу пока сказать ни «да», ни «нет». Даже попросить время на «подумать» – и то не решаюсь. Да, скучных свободных часов у меня в клинике много, но очень болит и кружится голова. Чуть напрягусь, и сразу становится хуже. Ты только не думай, что я ною, капризничаю. Напротив, люблю думать и хочу думать. Чем же мне ещё заняться, когда даже сесть не могу? Все разговоры только о самочувствии, о процедурах, о медицинских прогнозах. Пустая палата угнетает меня, но когда приходят родители, становится ещё тяжелее. Мама всё время плачет, папа тяжело смотрит в стену, сжав кулаки. Вот и всё, что есть сейчас вокруг меня. Конечно, ни о каких занятиях и речи нет. Летнюю сессию сдавать не могу, придётся перенести её на осень. В «Плешке»* мне очень сочувствуют. Уже прислали корзину роз, письмо и делегацию.
– Конечно, Женька, какая там сессия! Врачи подозревают у тебя ушиб мозга. Родители, может, скрывают, а я вот сказал.
– Нет, папа не скрыл. Он вообще в ужасе, хоть и старается держаться. Ведь даже неизвестно, какие будут последствия. Но я сказала, что хочу знать всё о своём здоровье. Но до сих пор не могу понять, что это такое было.
– Похоже, кто-то ударил тебя сзади тяжёлым предметом – скорее всего, металлическим, с острыми краями. Кроме того, падая, ты ушибла голову о каменный пол. Когда я тебя увидел, что лежишь, не шевелишься… Прости, но я…
– Решил, что это труп? Мне и самой так показалось. Самое главное, всё так внезапно произошло! Сзади налетел мужчина – это я точно помню. Пьяный в драбадан, с матом, с рычанием. Я и отскочить не успела, не то, что оказать сопротивление. И понять, кто это, тоже не смогла. Меня ведь пальцем в жизни не тронули, а тут сразу – наповал. В детстве я ни с кем во дворе не дралась. И в нашей испанской школе такое было начисто исключено. Я спортом много занималась и таким образом гасила агрессию. А вот на лестнице сплоховала, потому что не ждала…
– Ты хоть разглядела немного этого мужика? Боковым зрением, краем глаза?
– Вроде, он был в костюме с галстуком, в белой рубашке. Но при этом еле держался на ногах. Его шарахало от стенки к стенке. Да, Всеволод, чуть не забыла… Доктор говорил, что ты – сыщик. Это правда?
– Допустим, сыщик. Хочешь, чтобы я этого урода нашёл? Скажи, что хочешь, и я найду. Только ты не волнуйся, Женька. Думай в первую очередь о себе. Если врачи велят лежать и не шевелиться, слушайся. Смотри на белый чистый потолок, и тебе станет легче. Ты должна выздороветь обязательно. Тебе ведь всего двадцать лет…
– А тебе сколько?
– Мне тридцать четыре.
– Ты хочешь жениться на мне из жалости? Если останусь после всего припадочной, с семейной жизнью точно возникнут проблемы. Потребуется большое приданое, чтобы пристроить дочь-инвалида. В нашем кругу нравы жестокие. Может, тебе что-то сказали медики? Или мои предки?
– С твоими предками я вообще не знаком. А медики пока прогнозов не делают. Да и вряд ли они станут откровенничать со мной. Я ведь тебе никто. Просто хочу, чтобы ты знала – на меня можно рассчитывать.
– Всеволод, поклянись, что искренен сейчас.
– Слово офицера. Какая может быть жалость? Тебя ведь родители в любом случае пристроят. С таким-то социальным статусом, из дипломатической семьи, возьмут в любом виде – будь хоть рот на затылке, а зад на животе. Сейчас модно жениться на больших деньгах и возможностях, а твоя семья всё это имеет. Да и брат работает в Штатах, что тоже имеет значение.
