Ох, рано встает охрана!
За стеной пушечно лязгнула дверь и длинный коридор гарнизонной гауптвахты наполнился гулкими тяжелыми шагами. Было слышно, как кто-то истошно орал, громко матерился. Дверь камеры, брякнув запором, широко распахнулась – и смачный удар кирзового сапога вогнал внутрь расхристанного солдатика с эмблемами связиста. Птицей перелетев камеру, затем бесчувственной игрушкой отскочив от противоположной стены, связист с криком: «Ур-рою, салаги!» – кинулся в явно бесславную для него контратаку на караульных. Караульный сержант небрежно встретил нападавшего прикладом «калаша» – и солдатик обиженно, по-детски всхлипнув, закатив глазки, тряпично сполз по маслянисто-зеленой стене на бетонный пол.
– Сержант, ты же убил его! – Петька бросился к лежащему связисту.
– Не сдохнет, – равнодушно буркнул сержант, захлопывая за собой дверь.
Петька перевернул связиста на спину, приложил ухо к груди… Кажись, тикает… Вроде живой… Вдруг сочно захрапев, связист окутал Петьку свежайшим запашком алкоголя. Вот зараза, да он же пьян!
Ночью, тяжело ворочаясь с боку на бок на жесткой лежанке гауптвахты, Петька не мог прийти в себя от возмущения…
«Господи, да как же несправедливо со мной поступили! Возьмем этого связиста, его за дело наказали, за пьянку – и правильно сделали: не пей на службе! А за что мне, лучшему заряжающему не только батареи, может быть, даже всей дивизии влепили пятнадцать суток?! Мне – отличнику пусть не политической, однако боевой подготовки, без пяти минут ефрейтору! За что? Нет, правда, за что? Вдуматься только, за какого-то плюгавенького полковника! Всего лишь! Да мне плевать, что он из штаба округа! Пусть хоть с самого министерства обороны! Полковник сам на рожон полез, никто его за язык не тянул, за что боролся, на то он и напоролся! А мне за него пятнадцать суток, как медаль на грудь повесили: на-заполучи! Ох как обидно! Служил, старался, из кожи лез – и что получил: гауптвахту… черт бы её побрал!»
Переживает Петька, до глубины души возмущен, ведь он так рвался на службу в армии! Сам! Добровольно! И это в нынешнее время, когда молодежь калачом в армию не заманишь, когда каждый второй призывник всеми доступными и недоступными путями и способами старается откосить, увильнуть, улизнуть, уклониться, спрятаться, избежать почетной обязанности защитника Отечества, будто бы уже и защищать стало нечего.
Нет, он – Петр Бурцев – не из таких, он готов был идти служить и верой, и правдой, и душой, и каждой клеточкой своего могучего тела! В день, когда ему исполнилось восемнадцать, он сам пришел в райвоенкомат и прямо с порога заявил: «Возьмите меня в армию!» Военкомы безмерно удивились, душевно поблагодарили и сказали кратко: «Иди домой, жди повестку».
В апреле, когда пришла повестка, Петька широко, по-деревенски отгулял на своих проводах и, распрощавшись с хмельными земляками и с плачущими родителями, автобусом был доставлен в райцентр. Пока ехал, смотрел в окно, на душе было и радостно, и в тоже время грустно. Радовался, что увидит своими глазами самую большую в мире страну, познакомится с новыми интересными людьми. Только ради этого стоило идти в армию? А грустил от расставания с родными местами, где прошла вся его, пока еще, такая короткая жизнь.
В военкомате Петьке первым делом наголо обрили голову, сделав ее похожей на осеннюю тыкву, затем предложили пройти медицинскую комиссию, написать автобиографию. Медкомиссия для него – не проблема, здоров как деревенский племенной бык, любому салазки загнет. А вот над биографией Петьке пришлось изрядно попотеть, попариться, будто в хорошей деревенской баньке. Нет, правда, о чем писать-то? Ну родился, ну крестился, ну учился… Стоп! А вот учился Петька, чего уж там греха таить, очень даже плохо! Впрочем, плохо-не то слово, ну не давалась ему учеба вовсе, едва-едва девять классов одолел, да и то не без помощи отцовского ремня. Ну не давалась, хоть ты лопни! Господи, да и какая в деревне может быть учеба? Тут тебе то копка, то посадка, то прополка, то уборка… сенокос еще, то козу паси, то корову… а потом и вовсе школа сгорела, в сельсовете пришлось заниматься, друг у дружки на головах сидя. А ведь пацану еще и погулять хочется, и на речку смотаться, и в лес за грибами-ягодами сбегать – до учебы ли? Даже родной батька, махнув на непутевого сынка рукой, сказал прямо и бесповоротно: «Петька, стервец ты этакий, решил я так: не хочешь ковать золото – пойдешь ковать железо!» Железно, как отрезал сказал – и отвел он Петьку в бывшие совхозные мастерские, ныне – переименованные в арендное товарищество. Там глянули на пацана – а пацан в свои пятнадцать вымахал выше любого деревенского мужика, – покачали головой, мол, ну и каланча пожарная- и определили в помощники к кузнецу.
