Если в этом мире есть что-нибудь удивительное, так это сцепление случайностей, которые, подобно волшебной шестеренке, таинственным образом поворачивают наши судьбы самым неожиданным, даже мистическим образом.
23 декабря 1916 года, Царское Село. В это солнечное морозное утро началась одна из самых потрясающих историй времен мировой войны. Согласно обычаю, в девять часов государь со своей августейшей семьей и с несколькими приближенными в Розовой гостиной Александровского дворца завершил завтрак. Он направился в свой кабинет, дабы начать прием посетителей.
В те же дни в Петрограде находился знаменитый атлет-красавец граф Соколов. Как всегда, гений сыска остановился в роскошной «Астории». Теперь она кишела шпионами, контрразведчиками, дорогими проститутками, агентами наружной службы, крупными биржевыми спекулянтами и прочими романтическими личностями.
Того же 23 декабря граф Соколов, стоя в исподнем перед распахнутым окном, в которое клубами врывался морозный воздух, заканчивал утреннюю гимнастику. Атлет подбрасывал двухпудовку и мягко принимал ее на могучую спину – вполне цирковой номер. Было жалко, что нет восторженных свидетелей этого блестящего трюка.
И не ведал атлет, что именно в этот момент в царском дворце была решена его судьба.
* * *
Двумя днями раньше, 21 декабря, сразу после похорон несчастного Распутина, Соколов отправился в забитую просителями приемную Главного штаба. Соколов подал на имя военного министра Шуваева прошение о направлении его в действующую армию.
Не обладая даром терпения и зная проволочки российских бюрократов, Соколов уже на другое утро устроил набег в приемную министра.
– Как мое ходатайство?
Дежурный офицер по фамилии Воробьев, молодой человек из провинциалов с погонами поручика и пробором посредине, окруженный толпой просителей, раздраженно посмотрел на Соколова:
– Быстро скачут лошади пожар тушить! Извольте запастись терпением.
Соколова рассердил столь неучтивый ответ. Он удивленно поднял бровь.
– Любезный, как ты смеешь грубить? Какой такой «пожар»? – и, к веселью томившихся в приемной, стал трепать розовое, свежевымытое ухо поручика.
– А-а! – закричал поручик от боли, а еще больше от оскорбленного чувства достоинства. – От-пус-тите! Вы ответите… Я вызываю вас…
Соколов наконец освободил посрамленного юнца, пылавшего краской стыда, и назидательно произнес:
– Не мечтай! Стреляться с тобой не буду, ты еще недостоин! А еще раз дерзость услышу, так набью физиономию и попрошу министра отправить тебя в действующую армию. Бог даст, вернешься приличным человеком.
Соколов вдруг услыхал за спиной голос:
