Катя
Я была замужем и чувствовала себя вполне счастливой. Муж был старше меня на 10 лет, но нас эта разница не смущала. Мы сошлись на общих интересах и любви к себе. Эта любовь выражалась в опасном желании самопознания. Поэтому, сначала почитав книжки и не найдя в них ответов – вернее, не найдя в них персонального внимания к себе, решили учиться на психологов с целью покопаться в себе уже на более профессиональном уровне. С Фрейдом, детскими воспоминаниями и психотравмами.
Денег было мало, но увлеченные самопознанием, мы мало обращали на это внимание, к тому же верили, что психология принесет нам и счастье, и деньги.
Мы могли говорить часами. Читали книги, а потом обсуждали их, мы делились воспоминаниями и прошлыми обидами. Мы не могли расстаться больше, чем на день.
Но через год умерла моя мама. В этот день Олег был на тренировке. Возвращаясь домой, он купил мне цветы. Цветок – оранжевую розу.
Он пришел, улыбающийся, и протянул мне розу – а мне за полчаса до этого позвонили и сказали, что мама умерла… У нее был рак, о котором она узнала на последней стадии, когда уже ничего нельзя было сделать.
Потом были похороны, куча совершенно ненужных мне людей, которых я толком и не знала, вдруг окруживших меня такими же ненужными соболезнованиями. В то время мне хотелось одного – чтобы никто не требовал от меня выражения приличествующих случаю эмоций – слез и страдания.
Просто потому, что у меня их не было. Мне казалось, что общение с матерью продолжается – именно такое, каким оно было всегда – натянутое, рассчитанное больше на окружающих, и зависящее от их мнения – «благопристойное» (нет, она никогда не употребляла это слово, но именно оно наиболее точно отражало наши отношения). Только с одним отличием – мамы больше не было.
Зато оставались ее друзья, точно также чего-то от меня хотящие и недовольные моим выбором, моей работой, моим мужем, моей внешностью. Тем что я есть, и тем, что я именно такая. Им хотелось, чтобы главной целью моей жизни стало продолжение матери, ее дела – мама была известным кардиологом.
Да? Вы тоже спросили себя, как врач смог не распознать вовремя рак? Этот вопрос мучает меня до сих пор. Я уверена, что она знала об этом. Знала с самого начала и ничего не делала.
Почему? Потому что хотела умереть. Потому что в ее жизни не было ничего, что бы ее здесь удержало. Даже я. Наверно, у нее были для этого свои причины. Но у меня не было причин продолжать жизнь и дело человека, которому я была не нужна.
Только потом, спустя много времени, я поняла, сколько для меня значила моя мать. И сколь во многом я похожа на нее, повторяя те черты, которые так боялась перенять в детстве.
* * *
Мы познакомились с Нелли на тренинге. Это была высокая бесцветная женщина в джинсах и застиранном свитере. Больше всего она напоминала школьницу – переростка, влюбленную в астрономию или поэзию Бродского, или еще что-нибудь настолько же далекое от реальности. У которой нет подруг и друзей, но ее это мало волнует. Внешний вид тоже не столь важен.
На самом деле Нелли не любила ни астрономию, ни Бродского. Она была матерью семейства. Во всяком случае, именно это мы узнали о ней на тренинге. У нее было двое детей, и она занималась их воспитанием, в то время пока муж – зарабатыванием денег.
Мы рассказывали о себе, о том, почему мы пришли сюда, о своих родителях и детских воспоминаниях, о личностных проблемах (на первом курсе факультета психологии от этого не уйдешь) – в общем, знакомились.
