История основана на
реальных событиях.
На момент сцен 18 + все
герои являются совершеннолетними.
— С днем рождения меня…
Я сижу на кухне в квартире родителей хлюпая носом.
Мне исполнилось двадцать четыре. Старшая дочка еще у свекрови и
сейчас я безумно благодарна этой замечательной женщине за помощь.
Младшая здесь, со мной. Мира постоянно подбегает ко мне,
заглядывает в глаза и задаёт один и тот же вопрос: "А где же
папа?"
Мы ведь в парк сегодня собирались все вместе. Но мужа все нет.
Моё сердце давно разорвано в клочья. Я уже знаю то, что он ещё не
сказал мне, но обязательно сделает это в ближайшее время, ведь ложь
и так слишком затянулась.
Тим не зря просил время… Он правда думал…
В квартире раздается дверной звонок. Он резкой, болезненной
трелью проходится по натянутым нервам.
— Мама, возьми Миру, — прошу женщину, сидящую напротив.
— Она сейчас опять закатит мне истерику, — возмущается мать.
А малышка со смешным русым каре подошла ко мне и нетерпеливо
дергает за руку.
— Иди, — в кухню вернулась бабушка и забрала дочку.
Сделав глубокий вдох, я взялась за ручку входной двери. На
выдохе распахнула ее, вышла в подъезд. Из квартиры уже слышно
хныканье Мирославы. Она не остается ни с кем, кроме меня, но сейчас
я не могу взять ее с собой. Сейчас я иду, чтобы выслушать приговор
для наших отношений с ее отцом.
Сердце бьется через раз, ноги ватные.
Едва не упав со ступенек спускаюсь к нему. Муж стоит ко мне
спиной, курит в приоткрытую форточку с пошарпанной от времени
рамой. На подоконнике россыпью лежат кусочки облупившейся краски. Я
цепляю ногтем один из них, он врезается в нежную кожу раня ее до
крови.
— Привет, — здороваюсь с тем, кто однажды стал для меня всем.
Кто заставил поверить в любовь, в семью, в то, что я могу быть
нужна.
— У меня есть другая, — звучит вместо «С днем рождения, родная»
ломая меня пополам.
— Я знаю, — отвечает эхо того, что от меня осталось.
— Знаешь? — удивляется муж.
— Догадалась. Что будем делать? — смотрю на него задыхаясь от
боли.
В квартире в истерике плачет дочка. Она просится к нам, но её не
пускают.
— Папа! — кричит она. — Мама!
Я умираю, глядя на него. Наша любовь зажата в кулаке. Надави и
она лопнет, стечет кровавым месивом на грязный бетонный пол.
— Я не знаю, — он тоже смотрит на дверь. Его взгляд мечется и
решение ещё не принято. Я вижу это по его лицу.
— Ты обещал детям парк. У меня день рождения, — несу полный
бред. Кому он сейчас нужен?
— Меня ждут, прости. Я должен идти.
— Папа! — плачет малышка. Она очень сильно привязана к отцу.
Тим сбегает вниз по лестнице, а я не могу сделать ни шага, ни
вздоха. Я сейчас даже благодарна, что моя девочка плачет. Это
единственное, что держит меня на ногах, заставляет оставаться в
сознании.
Вернувшись в привычную жизнь, я не заметила, как наступил
август. Да и вообще, увидев девчонку, с которой пару лет назад
вроде как сдружились, вспомнила, что пролетела не только большая
половина этого лета. Пролетели те самые два года, откуда и взяла
старт самая черная полоса моей жизни.
Если к постоянному отсутствию мамы или какого-то яркого
проявления любви близких, как это было у моих сверстниц, я
привыкнуть смогла. Адаптировалась по мере сил и возможностей. То к
предательству тех, кому ты доверяешь — нет.
Это были странные два года. И своим детям о таком я бы точно
рассказывать не стала. Меня никто не учил разбираться в людях. Об
отношениях с противоположным полом, о сексе и контрацепции тоже
говорить было не принято. Чему могла, училась на собственных
ошибках. Методом «тыка», как говорится. Только это очень и очень
больно, а иногда попросту страшно.
