«Если ты читаешь это, значит, меня убили», – гласила первая строчка письма. Его Нура не смогла бы забыть, даже если бы сильно захотела. Страшные слова болью пульсировали в висках, стоило лишь вспомнить, что она не умерла, ее убили.
Сейчас, когда Нура упиралась обнаженными лопатками в твердую шершавую стену, а грудью – в горячее мужское тело, она снова и снова прокручивала ее слова из начала письма.
Что, если ее убил тот, кто теперь стоял перед Нурой? Что, если…
– Какое мучение. – Его шепот вливался в уши ядом.
Нура же злилась на собственную слабость. Она трепетала от страха, хотя мужчина перед ней не делал ничего плохого. Он стоял близко, но не касался, между ними сохранялось крохотное расстояние, которое, впрочем, не мешало ощущать чужой жар, будто от лихорадки. На шее мужчины под темными татуировками проглядывались вены, он дышал сквозь сжатые зубы и не моргал.
Нура не могла отвернуться от его глаз цвета красного вина. Узкие кошачьи зрачки в них медленно расширялись.
– Ты так на нее похожа… – простонал мужчина. Он наклонился, и Нура почувствовала, как его раздвоенный язык прошелся по линии ее челюсти. – Даже пахнешь похоже…
Нура была близка к тому, чтобы потерять сознание прямо там, в комнате, пропахшей табачным дымом, рядом с опасным мужчиной, от которого несло бурбоном. Сердце птицей билось о клетку ребер, и в груди становилось все теснее. По позвоночнику расползался холодный ужас.
– Я не она, – хрипло выговорила Нура, вжимаясь в стену – единственное, что помогало ей оставаться в вертикальном положении.
– Да… – Снова этот шепот. От него во рту появился полынный горький привкус. – Ты не она.
Удивительно, что и мужчина, и сама Нура старались не произносить имя.
Кея.
Ее звали Кея.
* * *
Нура и Кея делили один день рождения и одно лицо. Те же низко посаженные густые брови, тот же прямой нос, те же серые глаза… Только глаза сестры были закрыты… Теперь закрыты навсегда…
За три года Нура привыкла к отсутствию Кеи. Сестра так внезапно бросила университет, разругавшись по этому поводу с мамой, и так быстро уехала в столицу Восточного кантона[1], что никто и понять толком ничего не успел. За эту резкость мама, кажется, еще сильнее обиделась на Кею. Их старший брат занял более нейтральную позицию, но все же был скорее против сумасбродства сестры.
А Нура… Она училась жить без Кеи. Ее отъезд – болезненное расставание. Сестры всегда были рядом, спали в одной комнате, перешептывались ночами и хихикали, доверяли друг другу секреты. Но вдруг все изменилось: города разделили их, разговоры стали короткими и скупыми. Даже связь по нусфону
