Автор предупреждает, что все события и персонажи – вымышлены, любые совпадения – случайны.
– А я говорю – не лезьте ко мне в мозг! Я хочу жить собственной жизнью. Потребуется помощь – обращусь. Опека мне не нужна.
– Упрямая девчонка – даже слушать ничего не хочет.
– Да, не хочу! И перестаньте меня бесить, а не то кто-то очень твёрдый отправится в электроточилку, а кто-то очень мягкий пойдёт на французский маникюр. Ясно?
– Предельно!
– Граф! – вмешалась Альба, – Виолетта права. Ей нужна свобода мыслей. Твоя напористость поражает даже меня. Помощь хороша лишь тогда, когда приносит пользу. Образно говоря, бросаешь спасательный круг – смотри, чтобы он не добил утопающего ударом по голове.
– А, что!? По крайней мере не будет барахтаться и мешать спасателям работать… Всё, молчу.
***
Два карандаша стояли в одном стеклянном стакане на украшенной цветами полке и о чём-то оживлённо беседовали. Конечно, это были не просто карандаши, а представители цивилизации живых предметов. Их называют мерлами. Внешне они ничем не отличаются от обычных предметов, но обладают сознанием, интеллектом и своим особенным мировосприятием. Да, да – есть такие. Они могут вступать в мысленный контакт с человеком и время от времени этим пользуются, чтобы обеспечить свою безопасность и комфортные условия существования.
Полка выглядела почти пустой. Она была застелена листом градиентно-тонированного ватмана. В центре под небольшим углом лежал альбомный лист, с подкрученными по краям уголками. На этом пожелтевшем стилизованном под старину листе имелось изображение элегантной девушки с замысловатой причёской. Карандашный рисунок с лёгким налётом небрежности – автопортрет. Рядом с рисунком лежала деревянная двадцатисантиметровая линейка и ручная точилка. Боковые стенки полки были украшены маленькими декоративными колоннами в греческом стиле. Завершала эту оригинальную композицию миниатюрная хрустальная ваза с живыми цветами, которой был придавлен рисунок. Граф и Альба стояли на этой полке в своём стеклянном стаканчике, ближе к стене, и особо не выделялись.
– Это называется инсталляция, – смеялась Альба, – люди любят комбинировать предметы, объединённые определённой тематикой. Точилка – тоже часть инсталляции.
– И, всё же, мне не нравится эта её часть.
***
Измотанная тяжёлой трудовой неделей Виолетта шла домой почти на автопилоте.
– Последний учебный день на этой неделе, последний день осени, последний день моего шестнадцатилетия, она мысленно перебирала подходящие ассоциации к слову «последний».
– Виолетта!
– Последняя капля моего терпения! – уже шёпотом прокричала она в сердцах, услышав голос Ивана.
– Смотри, Виолетта – наконец-то у меня получилось нечто ценное.
– Иван! Если честно – твои работы, включая эту, не дотягивают даже до уровня Воронцова, а с теми рисунками, которые ты показывал мне в седьмом классе, их даже рядом положить нельзя.
– Я ему морду набью!
– Иван! Какой же ты, извини за выражение, дурак! У меня с Воронцовым никогда никаких романов не было, мы просто дружили. И, вообще, у него уже девушка есть… И у них, кажется, всё серьёзно.
– Тогда, может…
– Не может! Никогда, ни за что, и ни при каких обстоятельствах.
Словесная перепалка придала сил, и Виолетта ускорила шаг.
– К чёрту лужи, плевать на каблуки – поскорей-бы добраться до кровати.
Пя-а-а-тни-ца! Все выходные сплю!
***
– Солнышко моё! – Альба гораздо деликатнее, но не менее настойчиво возвращала Виолетту к реальности. Понимаю – ты устала, но может, уделишь нам минутку?
– Я хотела полежать, хоть немного.
– Это не помешает – лёжа тоже можно разговаривать.