Мерцали звезды. Все вокруг замерло, успокоилось, и даже лес не шевелил ни единым листочком, только ручеек чуть слышно журчал, перебираясь через камни. У этих камней, на мху, устроилась ведьмочка, подложив под голову сумку, укутав ноги подолом длинного балахона. Она задремала, убаюканная сонным журчанием воды. Вдруг из темноты вынырнула сорока, проскакала по камням, кося на ведьмочку блестящим глазом.
– Путники, путники, путники, – затрещала она.
– Уйди, проклятая! – ведьмочка отмахнулась от птицы, и та проворно отпрыгнула и перелетела на ветку дуба неподалеку.
– Путники, путники, путники! – трещала она, не умолкая.
– Чего тебе нужно, несносная птица?! – с досадой спросила ведьмочка.
– Околдуй, околдуй, околдуй! – потребовала сорока.
– Отстань. Я сегодня уже сделала одну пакость – испортила молоко коровам в деревне, – ответила ведьмочка, не поднимаясь.
– Зачет, зачет, зачет, – протрещала сорока.
Ведьмочка зевнула и подумала, что сбивать с дороги путников ей еще не доводилось.
– Ладно, – сказала она, протирая глаза. – Где они?
– Там, там, там, – и сорока взлетела, указывая направление.
Костер ярко пылал, освещая небольшую полянку, окруженную густым молодым подлеском, за которым темной стеной высились старые деревья. У костра сидели двое. Молодой, высокий и широкоплечий, в поношенной дорожной одежде, и старик в мантии с обтрепанным подолом, старой остроконечной шляпе, с обвисшими полями, и меховой безрукавке.
Молодой имел внешность вполне заурядную, хотя черты его лица были и правильны, и приятны. Старик в этом смысле представлялся экземпляром более интересным. Лицо его менялось беспрестанно. Все слова сопровождались гримасами и ужимками, в которых немалое участие принимал длинный сизый нос.
Над костром, тяжело переваливаясь в котелке, уваривалась каша с солониной. Молодой вынул из котомки каравай, вытащил из-за голенища сапога нож и нарезал толстыми ломтями хлеб.
– И чего тебя, мой Принц, тянет в город? – говорил между тем старик, растянувшись на одеяле. – Разве там от ведьм спрячешься?
Тот, кого называли Принцем, молчал. Он вынул пробку, налил из фляжки в маленький стаканчик и протянул его старику. Старик принял стаканчик, сладко щурясь, опрокинул его в рот, передернул плечами.
– Хороша настоечка! – довольно пробормотал он, чувствуя, как по жилам побежал медленный огонь. Он лег обратно на одеяло и продолжил монолог, не смущаясь молчанием спутника:
– Ты думаешь, что если в городе народу много – безопасней? Как бы не так! Ведьмы за тебя обещали клад открыть. А в городе всякому деньги нужны позарез. Ведьмам веры нету – это каждый знает. Но уж таков род человечий: если пообещают ему золотишко, то и не верят, а донесут.
– Что же ты хочешь, старик? – тихо спросил Принц. – В лесу ночевать – у тебя кости ломит. В город идти – ведьмы изловят. Куда ни кинь – всюду клин.
– Не слушаешь ты меня! – пожаловался старик. И на это у него были все основания: Принц, и точно, старался пропускать мимо ушей слова Звездочета. – Говорю же, есть другие места, где за тобой ведьмам не придет в голову охотиться!
– Волшебная карта! – тихо проговорил Принц.
– То-то же – карта! – передразнил его звездочет и снова завел свою обычную присказку:
– Чего в нашей жизни хорошего? Днем идешь – жарко, едва ноги волочишь, ночью – холодно. Ревматизмы мучают. Вон, смотри, откуда ни возьмись, туча. Видать, ведьма нас сглазила.
Принц взглянул на небо. Действительно, звезды очень быстро закрывала черная, мрачная тень. Лес притих, будто прислушиваясь.
– Опять до нитки вымокнем! – вздыхал Звездочет, заворачиваясь в рогожку.
