Ступая босиком по холодным плитам
длинного коридора, я с ужасом и страхом думала о Нем... Прав был
Фердинанд, сказав, что каждого человека можно на что-то подцепить:
у каждой рыбки есть свой крючок, а у каждой собачки свой
поводок.
Не имея ничего, можно легко
бравировать, задирать, проявлять гордость, а если тебе твоя
человеческая жизнь равная одному выдоху в планетарном масштабе по
воле Бога дарит один миг, одно прикосновение к светлому
незамаранному циничными скабрезными намеками чувству любви, редко
поселяющемуся в душе, казалось бы безвозвратно погрязшей в
нравственном болоте равнодушия к ближнему, взращенном
высокотехнологическим развитием общества, где все мы желаем лишь
нескольких вещей: заработать благосостояние, стать значимой
единицей в сытой пищевой цепочке и получить побольше развлечений
для нашего тела, в сознании появляется отчаянный страх, страх
потерять это чувство безвозвратно.
За все прожитые столетия
человеческое общество разучилось любить, ненавидеть, страдать, и
стало способно лишь рефлексировать на внешние превратности судьбы,
но была ли это вина древних - я не знаю. Хладнокровные
присутствовали неусыпно рядом и только поддержали человечество в
его стремлении быть уничтоженным.
Во мне благодаря невесть откуда
возникшему чувству появилось желание любить и быть любимой, хотя
само понимание любви казалось было утрачено. Мне не откуда было
даже почерпнуть информацию о ней кроме как из старых фильмов и
книг.
Самый безжалостный древний отнял у
меня мою любовь, погасил светоч воспламенявший меня последние пару
месяцев, проведенных вдали от любимого. На сегодня была назначена
его публичная казнь за то, что пошел против воли сильнейшего, взял
то, что ему не могло никогда принадлежать. В моем исчезновении
обвинили его. Его стали презирать за то, что позарился на чужое
добро, на чужого донора. Его не могли просто убить, его нужно было
распять официально и зафиксировать это в хрониках, чтобы другим
было не повадно ни сейчас ни в будущем пойти против закона и
традиций. Говорят, казнь будет самая изощренная, чтобы даже
мертвому вампиру стало невыносимо больно и не один раз. Для этого
вызваны были особые специалисты, редчайших профессий в области
исследования организма древнего, провели много дебатов на предмет
того, как все сделать длительнее и побольнее. Древние даже
разыграли ставки после какой из пыток мой любимый загнется. Меня же
пока везли сюда от границы клана мои тюремщики со смаком
рассказывали. сколько он уже натерпелся и будет еще претерпевать за
все мои прегрешения.
Удивительно что древний согласился
на эту встречу вообще. Я думала меня убьют сразу, как только я
обнаружу себя. Но нет меня окружили и переправили в домен, действуя
чрезвычайно трепетно и бережно с моим телом, но насилуя разум
рассказами о том, что же произошло с моей любовью после моего
исчезновения.
Перед дворцом меня заставили
раздеться до гола, натянули какое-то рубище распустили волосы, не
дали обувь и по их мнению я должна была весь путь проделать,
раздирая себе лицо, выдирая волосы, моля о моем прощении. О
прощении моего любимого речи и не шло. Я же ступила на этот путь
лишь для того, чтобы вымолить помилование для него и никак не для
себя, так как ценностью донора я наверняка перестала обладать с
того самого момента как стала обладательницей чувства столь редкого
и необычного как любовь. Все вассалы выстроились вдоль моего пути и
надменно смотрели как я, где ползком, а где вставая на дрожащих
ногах передвигалась через громадные ступени, узкие переходы,
зависшие в воздухе балюстрады, ведущие в самую древнюю и высокую
башню, где я раньше не была никогда. Они смотрели и ухмылялись,
ухмылки озаряли не только их лица, но и лица доноров из слуг,
которые также не преминули прийти и взглянуть на отступницу,
предавшую свое благополучие. Их язвительные замечания о моем
непотребном виде об уродливой внешности сопровождали на всем моем
пути. Лишь приближаясь к дверям, ранее украшавшим вход во дворец
царицы египетской много тысяч лет назад, они отступили, позволяя
мне встать на колени и на четвереньках вползти во внутрь помещения,
от которого уже сейчас веяло ненавистью и местью. Ощутимо ударив
меня по пяткам, двери захлопнулись, оставив меня наедине с темнотой
и шипением, раздавшимся откуда-то из угла.