Корабль с мягким толчком
приземлился, и голос командира космического судна оповестил всех об
окончании полета.
София прослушала сообщение:
температура за бортом, время по земному стандарту, встала с
кровати, на которой провела последние несколько минут полета —
перед включением гравитации всех пассажиров попросили улечься и
пристегнуться — и потянулась на термокурткой. За бортом было около
пятнадцати по Цельсию, прохладно для поздней весны на Земле, но для
Цирцеи в самый раз. Космодром находился в северной части материка,
в пятистах километрах от базы, расположившейся на юге. Там было в
разы теплее. И многолюднее.
София вышла из каюты едва ли не
последней — ей не хотелось толпы, не хотелось прикосновений, а
больше всего не хотелось пристальных взглядов. Корабельный коридор
был уже пуст. Стюард с голографической панели громко и радостно
пожелал ей счастливого пребывания на Цирцее и махнул рукой в
сторону выхода. Как будто мерцающих на каждом шагу стрелок было
недостаточно. Впрочем, София не раздражалась. Была для этого
слишком воодушевлена.
Цирцея, или, если правильно
Цирцея-4, была первой планетой, куда, не считая Земли, оставшейся в
сотне световых лет за бортом, ступала ее нога. Распределение в
Дальний космос — авантюра для тех, кто считал, что созрел для того,
чтобы выкорчевать свое фамильное древо из земного грунта и
попробовать прижиться на чуждой почве, ей подходило как нельзя
лучше. Нет родителей, нет друзей, нет любимого человека и детей.
Вакансия геолога на планете, затерянной в бескрайнем космосе, ее
устроила. Курс повышения квалификации был пройден уже в полете, и
теперь Софии предстояло влить в цирцеевские геологические сосуды
новую, свежую кровь.
И не только в геологические
тоже.
С Цирцеи она не должна была улетать
до конца жизни. Каждый житель колонии становился сразу после
прохождения семинедельного курса адаптации членом одной из
населяющих ее семей, и София знала, что будущий муж уже ждет ее
где-то там, притаившись в куче анкет на столе начальника
какого-нибудь «того самого» отдела. Ну кто там ведает у них личной
жизнью? Ведь кто-то же ведает?
Она выбралась к выходу — нос уже
издали ощутил запахи чужой природы, странную смесь сладкого и
горького, печального и радостного — и легко сбежала по серебристому
полимерному трапу на космодромную площадку, где ее — и похоже,
только ее, ждал автобус.
— Ну быстрее же, женщина! — визгливо
крикнул ей водитель в униформе с ярко-голубыми нашивками на
плечах.
Старомодное обращение показалось ей
оскорбительным, но она знала, что в таких отдаленных колониях оно
все еще в ходу. Как и электрические чайники, работающие от
генератора, телевизоры, правда, принимающие передачи от
единственной на Цирцее развлекательно-новостной вышки, сборища
людей для увеселения — кажется, они назывались «ночка» или как-то
так, София этим не интересовалась. Она прочла кучу литературы, но
осознавала, что за время полета эта литература уже устарела. Ей все
равно придется учиться.
Учиться София любила.
Она встала у самого входа, дверь
закрылась, воздушная подушка подняла их над асфальтом, и автобус
поехал прочь.
Оглянувшись, она увидела, как к
кораблю подъехал погрузчик. Из металлического брюха выдвинулась
труба, погрузчик выдвинул в ответ свою трубу, две кишки
встретились, и после короткого гудка из корабля посыпались чемоданы
и контейнеры. Груз должны были разгрузить позже. Почту сюда в этот
раз не прислали.
София оглядывалась вокруг, хоть и
знала, что разглядывать здесь особо нечего, но до здания космопорта
было еще далеко — корабль приземлился на самой дальней платформе,
хоть кроме него других кораблей на космодроме и не было — а
любопытство, как известно, сгубило немало кошек.
