Кейман Крост каждое утро просыпался с надеждой, что девушка мертва. Он никому не говорил о своих ожиданиях, прекрасно понимая, как это будет выглядеть. Но неизменно несколько секунд смотрел в потолок и представлял, как все упростится, если Деллин Шторм погибнет на Земле.
Ведь есть там какие-то смертельные опасности, верно? Ее может сбить железная колесная машина или убить какой-нибудь ненормальный из-за пары монет, а еще она может отравиться, или подхватить опасную болезнь, или… Демон, ему в такие моменты становилось стыдно, потому что желать смерти юной девушке, ни сном ни духом не ведающей о существовании его мира – слишком даже для Кеймана.
Но ничего с собой поделать он не мог. В конце концов, он ненавидел не столько Деллин, сколько сам факт того, что она существовала. Что неведомая сила вообще создала эту девушку, закинула на Землю и с каждым днем приближала его к моменту встречи с ней. Была в этом какая-то ирония, злая и жестокая.
С каждым днем тонкая нить под стеклянным колпаком становилась все крепче и крепче, сияла ярче. Каких-то десять лет назад нить Деллин Шторм едва можно было различить в абсолютной темноте, а сейчас приходилось накрывать капсулу плотной тканью, чтобы можно было хоть немного поспать.
Утренний ритуал был уже привычен и даже настраивал на нужный лад: подняться, стащить ткань с колпака, бросить короткий взгляд на нить и отправиться в душ, чтобы успеть к самому началу Совета или занятий в школе.
Не в этот раз, магистр Крост.
Этот момент столько раз ему снился, что в реальность увиденного поверилось не сразу.
Но нить Деллин Шторм действительно изменилась, теперь она сияла так, словно вот-вот разнесет стеклянную капсулу. Она пульсировала, переливаясь всеми цветами, и от света делалось больно глазам.
Очень захотелось выругаться, но Кейман сдержался. Рано или поздно это случилось бы, рано или поздно портал на Землю должен был открыться.
Кейман Крост ненавидел Деллин Шторм больше жизни. Но вынужден был ради нее этой жизнью рискнуть.
По анекдоту, человек с дислексией и дисграфией пишет письмо не Санте, а Сатане.
Это про меня.
Я всегда была особенной. Так говорила мама, ведь для каждой матери ребенок – единственный и неповторимый. Но на самом деле я была никакой не особенной, а просто больной. Дислексия, дефицит внимания, слабая память, отвратный иммунитет. «Переведите ее в специальную школу», – говорили все. Мама не сдавалась. Могла весь день учить со мной стихотворение или неделю объяснять одно и то же правило математики.
– Не позволяй никому обижать себя, – говорила она. – Ценность человека не в том, насколько быстро он решает примеры или с каким выражением читает стихи. Значение имеют только поступки.
Ну, я и поступила. На работу, уборщицей, потому что выпускные экзамены сдала едва-едва. Оно и ожидаемо: очень сложно писать сочинения и тесты, когда буквы на бумаге пускаются в пляс и отказываются складываться в слова.
Но я смирилась, не всем же быть учеными. Кто-то должен складывать полотенца и убирать номера в гостиницах. Если бы я не искала плюсы в любой работе, я бы уже скатилась в пучину депрессии. Но что такое работа? Подумаешь, всего лишь треть жизни. Остается столько времени!
На аудиокниги, например, я обожала их слушать. На фильмы, на музыку. На все, что не требовало до головной боли всматриваться в прыгающие строчки или сосредотачиваться и запоминать. Пожалуй, этот мир был все же прекрасен, за исключением осени и весны. Именно тогда мой слабый иммунитет давал больше всего сбоев, и я постоянно то кашляла, как курильщик со стажем, то шмыгала носом в бессмысленных попытках хоть что-то унюхать.
