Дизайнер обложки Игорь Левин
© Игорь Левин, 2019
© Игорь Левин, дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-4493-1845-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Да простят мне строгие критики нарушение границ литературного жанра. Но поведывавший мне эту историю мой друг – художник Илья Эсператов убедительно настаивал на том, что смысл текста будет утерян, если не упомянуть о создании семь веков назад фрески, сюжет которой имеет некоторое отношение к описанным событиям. Из его рассказа я понял, что стечения обстоятельств, о которых в дальнейшем будет идти речь, весьма типичны для нашего времени, и история эта во многом банальна, не вот тебе – фрагмент цепкого триллера, захватывающий эпизод или нечто из ряда вон выходящее… Конечно, есть в изложенном и острый индивидуальный момент, иначе бы не стоило об этом писать. Но всё же меня в большей степени заинтересовало то, что мой герой подметил определённую закономерность, некий болезненный синдром, который пронизывает прозаический мотив красной нитью. Нет, это не болезнь, вследствие которой кашляют или чихают, рыгают или икают, поносят или констипируют, бьются в судорогах или задыхаются, а затем пьют горькие таблетки, втирают лечебные мази, делают уколы и проводят физиопроцедуры, или, не ровен час, наступает необходимость операционного вмешательства. Об этих болезнях только вполголоса или шёпотом говорят на исповедях, да и то всё реже и реже… Жизнь героя продолжается во снах, а во снах символические персонажи нередко оживают. Да что это я стал опережать течение сюжета – так вдруг сразу всё и разболтаю. Нет, всё по порядку…
«Солнце стало апельсином, жёлтым апельсином! Я его съем!» – радостно подпрыгивая и вскидывая руки до уровня плеч, подражая белому альбатросу, кричит резвый мальчуган с бронзовеющей кожей и оттопыренными завитками ушей. Ранний вечер в Падуе приободрён золотисто-рыжей улыбкой светила лазурному небу. Петляющие тесной грядой по многоцветному небосклону кучевые облака ограждают проходы к тающему в вечернем мареве солнцу. Освещение в капелле едва годится для искусной живописной работы. Ленточные струи света, исходящего из высоких и узких окон капеллы, пронизывают опрокинутую воздушную ладью замкнутого пространства. Мерцание зажжённого фонаря. Наглухо сбитый деревянный лоток с мраморной пудрой. Вспыхивающие золотистыми огоньками металлические чашечки разных размеров, доверху наполненные порошком красочных пигментов. Плотной кляксой прилипла к нагромождённым деревянным лесам и подмосткам фигура художника. Он суетливо водит кистью по гладкой стене. Сгустки ярких свежеистёртых красок хорошо видны на широкой палитре.
– О, тщетных сил людских обман великий, – громогласно, сквозь раскатистое эхо, прогремело в стенах капеллы, —
Сколь малый срок вершина зелена,
Когда на смену век идёт не дикий!
Кисть Чимабуэ славилась одна,
А ныне Джотто чествуют без лести,
И живопись того затемнена.
– Данте, друг, я не заметил, как ты вошёл! Чуть не свалился вниз от неожиданности. Заканчиваю. Не могу оторваться, складки ещё не все прописаны начисто. Два подмастерья ушли, работаю один.
– Жизнь в изгнании приучила меня к неожиданным уходам и появлениям. Тебя просила поторопить к ужину Чиута.
– Как она там?
– Всё шутит. Говорит, что, сдружившись, мы стали походить друг на друга носами – орлиные у обоих. Недовольно ворчит, что забываешь о ней, работая сутками над фресками.
– Энрико Скровеньи не даёт расслабиться. Ежедневно в полдень обходит своё владение, постоянно мучает меня наставлениями.
– А почему ты поместил роспись на этот сюжет в центре стены? Редко художников вообще цепляет эта тема. Боятся её писать, скорее всего.
