Добро добром пребудет
И под личиной зла.
Уильям Шекспир «Макбет».
Возможно каждый из нас знает это чувство, когда есть ярое
желание стать независимым человеком, когда ты хочешь убежать от
криков, ссор и скандалов, куда-нибудь далеко, чтобы ни единое злое
слово, никто либо ещё, не смел быть с тобой грубым, опасным... Я
хочу это прямо сейчас. Мне страшно от того, что в моей маленькой,
но уже такой пытливой жизни появляется всё больше и больше негатива
со стороны отца.
Я сидела на холодном полу, поджав под себя ноги, прижимая ладони
к ушам, и всё больше и больше впечатываюсь лопатками в стену,
стараюсь не трястись как пару минут назад. Я не плакала, лишь
считала секунды, что медленно вылетали из моих губ. Дрожь прошлась
по телу, голоса в голове стихли. Больше не было этого: «- Как
там мамочка?», потому что крики прекратились. Лишь от
того, что я услышала, как что-то вдребезги разбилось об пол, я
опустила руки и встала на ноги, медленно опираясь о стену своей
красной ладонью.
Прилипшие к щекам каштановые волосы, я стараюсь аккуратно
убрать, но небольшие порезы на пальцах вызывают неприятную боль.
Блуждая красными глазами по комнате, в которой я сидела, шмыгаю
носом, чуя неприятный запах гари. Обойдя большой книжный шкаф, я
подхожу к зеркалу, внимательно рассматривая своё отражение. Серые
глаза перестали плакать, в них лишь отражалась боль. Поправляю
длинное белое домашнее платье и снова убрав передние пряди волос за
уши, выхожу из библиотеки.
Я шла в оглушающую меня тишину, которая наливала из одной чаши в
другую противный пищащий звук. Пока иду, по пути то и дело
натыкаюсь на раскиданные вещи, осколки ваз, а обходя холл дома чуть
не наступаю на осколки большого зеркала, которое еле держится на
стене.
Медленно открываю дверь кухни и сразу вляпываюсь в лужу из
чего-то красного... Это вино. Не кровь. Теперь я точно знаю, что
потери сегодня не будет. Мои белые тапки полностью окрасились в
красный цвет и поэтому их, как и, впрочем, моё домашнее платье
придётся выбросить. Мой взгляд медленно скользит по помещению
вызывая тысячи, а может и миллионы эмоций на моём лице. Как-бы я не
пыталась их скрыть, ничего не получилось от страха.
Первое кого я замечаю - это отца, сидящего на кухонной тумбе и
мирно покуривавшего сигарету, словно его ничего не волновало кроме
держащего в руках тлеющего косяка. Он был слишком спокоен для
человека, который сам только что развёл скандал в доме и начал
беситься из-за собственной беспомощности. Я была чем-то похожа на
отца: агрессией, неуравновешенностью. Поняла это, когда было лет
десять хотела в это верить, но... я не хочу теперь быть монстром,
копией того, кто губит всё живое.
Бледная мама просто сидела на полу и смотрела на голую стену, на
которой когда-то висела наша семейная фотография, которая уже в
изодранном состоянии лежала на полу. Её голубые глаза были
тусклыми, она, словно мёртвая, не шевелилась, лишь дышала, кожа
была покрыта новыми кровоподтёками, а белоснежные волосы, которые
всегда были закручены в кудри, сильно растрёпаны. Руки, сжимавшие
когда-то бутылку с вином, теперь обессилено покоились на её
животе.
Рой и Милиссия Рошфор всегда вызывали зависть у наших соседей,
да и вообще у всех, кто их видел. Особенно на разных мероприятиях.
Они были всегда идеальные жена и муж на людях, но отвратительные
мать и отец на деле.
Вернее, только отец...
Их отношения никогда не были идеальными. Никогда. Прекрасная и
любящая семья, которая ловила на себе восхищённые взгляды зевак -
на самом деле была дико абъюзивная и токсичная.
Отец, который привык, чтобы его слушались, всегда доминировал в
доме, как дикое животное причиняющее всем огромную не только
физическую, но и моральную боль, он топил маму в упрёках и
постоянных унижениях. Но меня старался не трогать. Он никогда не
бил меня, не повышал на меня голос, лишь только потому, что я была
его первым ребёнком. До этого момента.
