Говорят, пингвины не умеют летать. Это неправда: я умею.
Да нет, я вполне себе обычный пингвин, и крылья у меня как у всех. Просто я – летчик. Полярный, как можно догадаться. Потому что на полюсе живу, на Южном.
Тебе, наверное, интересно, как я им стал, пилотом воздушного судна? Я все расскажу. И очень подробно. И про Михалыча расскажу, и про Тайную Службу Добра, и про чудеса, которые случаются, когда ты уже почти отчаялся и перестал верить.
Прочитаешь – и, может, тоже станешь полярным летчиком. Если захочешь, конечно. Авиация – дело добровольное!
Глава первая. О том, как я учился летать
Я всегда хотел научиться летать. А что, неплохая мечта для пингвина! Когда был маленьким, забирался на какую-нибудь высокую льдину, разгонялся и – летел. Недолго, конечно. Потом – шмяк! – головой об лед. И – снова на льдину, снова разгоняться и снова лететь. И падать. Чем сильнее разгонялся – тем дольше лете-е-е-л!
И тем больнее падал.
Но это ничего: какой полет без падений?! Чтобы научиться летать, обязательно нужно попадать как следует, это каждый знает.
Я все о полетах да о полетах, а сам даже не представился.
Меня Валера зовут.
Смеешься? Нет? Надо мной все пингвины в Антарктиде смеются, я уже привык. Что и говорить, необычное имя. Тут у всех имена короткие: Ю, А, О. Холодно разговаривать, знаешь ли, лишний раз и клюв открывать не хочется.
Но я вот – Валера. И мне нравится, правда. Потому что меня так мама и папа назвали. Только почему Валера, спросить я у них не могу – нет их.
То есть они есть, конечно. Но здесь, рядом, – нет.
Запутал? Сейчас все объясню.
Моих родителей в нашем поселке не очень-то любили. Потому что они всегда жили отдельно от всей колонии и не особенно дружили с остальными пингвинами. Не враждовали, нет. Просто – не дружили. Маме не по душе были сплетни о разных антарктических обитателях, а папа, в отличие от других пингвинов, не любил подледный хоккей. Ему больше книжки читать нравилось – о других континентах, о животных, о людях. Он все-все о нашей планете знал! И мне рассказывал.
Жили мы, в общем, особняком. И когда в Антарктиду прилетели на самолете какие-то дяденьки (я был тогда совсем-совсем маленький, год как из яйца вылупился), никто их, кроме нас, и не увидел.
А им как раз мы-то и были нужны. Они ходили вокруг да около – серьезные такие, бородатые и в очках. Наблюдали за нами, смотрели, как мама и папа ныряют, катаются по льду на брюхе, ловят рыбу, меня кормят. Записывали что-то в свои блокнотики, фотографировали: «Гляди, сейчас вылетит птичка!». Но она все никак не вылетала – может, нажимали не на ту кнопку?
Мы довольно быстро к ним привыкли, к этим людям. И совсем их не боялись. Как оказалось, зря.
В один из дней дяденьки вдруг схватили папу и потащили в свой самолет. Я в этот момент нежился у мамы под брюшком, в жировой складке. Она вытолкнула меня в снег: «Тише, малыш!» – и все. Ее тоже поймали и погрузили на борт. Самолет взмыл в небо.
Я потом читал в книжках, что там, на Большой Земле, люди любят сажать разных зверей в клетки, тыкать в них пальцами и смеяться. Зоопарк это называется. Туда они моих родителей и повезли. Я уверен.
Если бы я умел летать – я бы догнал эту железную птицу и освободил маму и папу. Но летать я не умел: я же пингвин. Я был совсем маленький и беспомощный. Стоял и смотрел в небо. А самолет все меньше и меньше становился. А потом и вовсе исчез.
Океан в тот день разбушевался не на шутку. Ветрище страшный задувал. И негде было согреться: мамы больше не было рядом. И папы.
