Жил при Сысертском заводе один мужичок – рудознатец знатный. Звали его Фёдором. Крепкий был старик, годы его не сломили. Все окрестности облазил, каждый бугорок исходил вдоль и поперёк, выискивая припрятанные Змеем-Полозом сокровища. Был у Фёдора сын, Егорка. Парень статный, высокий да плечистый, с чёрными кудряшками на голове. Одним словом – завидный жених! Девки молодые вечерами у дома их вьются, надеясь Егорку на гулянье выманить, да только он и носа не показывает – всё камушки свои перебирает, что в лесу насобирал, пытаясь понять их тайну. Пристрастился парень к делу отцовскому. С малых лет с ним по тайге хаживал. Словно губка, впитывал мудрость отцовскую. Где отец растолкует, а где и сам догадается.
– Видишь, Егорка, березняк вокруг болотца белеет? Зрелый березняк, не молодой уже, а болото ржавое, словно кровью налитое. Значит, там болотная руда притаилась. Берёза из болота воду корнями выкачивает, лимонит на своих отростках накапливает, а тот при плавке в металл обращается, – объяснял отец сыну, шагая по Месиловскому ручью. Дело к вечеру шло, пора было место для ночлега искать, пока сумрак не поглотил лес. – А там вот жимолость синеет, – отец показал на куст. – Ягодки как сапфиры гроздьями висят. А под жимолостью на земле кукушкин мох, словно бархат, зеленеет. Верный признак, что здесь золото схоронено.
– А много там золота? – спросил парень, не скрывая любопытства.
– Да как сказать? Навек хватит. Видишь, как буйно кусты со мхом по взгорку рассыпаны? Постарался Змей-Полоз, удобрил землю золотым песком, – ответил отец, хитро прищурившись.
– А ты видел Полоза? – с замиранием сердца спросил Егор.
– Великого Полоза, признаться, не видывал. А вот про него немало слыхал от старателей, – ответил Фёдор, поглаживая свою седую бороду.
– Отец, расскажи, – попросил сын, устраиваясь удобнее в шалаше у костра. Расположившись на ночлег за Вагановой горой, старый рудознатец начал свой долгий рассказ. Голос его звучал тихо и ровно, словно журчание ручья:
«На заводе нашем жил мужик, Леонтием звали. С самой юности под землёй надрывался, медь добывал. Солнца белого не видел, оттого и лицом позеленел, да и зачах. Приказчик смекнул – работник из него никакой. Перевёл Леонтия на работу полегче – на золотой прииск отправил золото промывать. Да и там не заладилось. Совсем захирел мужик. Видит приказчик – не жилец. Решил от него избавиться: «Слушай, Леонтий, работник ты старательный, да хворый больно. Поговорил я с барином, и решил он тебя на вольные хлеба́ отпустить. Пущай, мол, сам себе счастье намывает». Подумал Леонтий: Куда деваться? Семью кормить надо. И пошёл сам золото мыть. Сыновья у него были, парни лет десяти-двенадцати, хоть и молодые, да смышлёные и к труду приучены. Стали они втроём золото в реке мыть. Дело шло туго, но на хлеб наскребали. Как-то раз Леонтий пошёл в контору золото сдавать, а сыновья одни остались. Наловили рыбы, сварили уху. Сидят вечерком у костра, суп горячий хлебают да песню поют. Вдруг из темноты выходит мужик странный, словно из сказки явился.
Кафтан и штаны на нём жёлтые, из золотой поповской парчи, а поверх кафтана – широкий пояс с узорами диковинными и кистями зелёными, словно малахит расписной. Шапка тоже жёлтая, с красными отворотами по бокам. На ногах – сапоги под цвет всему наряду. Лицо золотистое, борода кучерявая, в тугие кольца завитая, словно из золотой ленты закручена. Глаза зелёные, кошачьи, да смотрят ласково, будто солнце весеннее. Ребята пригласили гостя ушицы отведать. Тот присел у костра, достал краюху хлеба, поделился. Братья, видно, давно хлеба не едали, накинулись с жадностью, откусывая большие куски. Незнакомец посмотрел на них с сочувствием и спрашивает:
