Аделин.
Сегодня – день, когда мир вокруг замирает. Самый важный день в моей жизни. Отчетный концерт по скрипке. Кажется, я выучила "Страсти по Матфею" Баха до последнего вздоха, до каждой дрогнувшей ноты, до каждого сосудика, пульсирующего в пальцах. Музыка Баха – это целый мир, и сегодня я должна его подарить зрителям.
И никто, как и всегда, даже не догадается. Никто не посмеет подумать, что я вижу этот мир не так отчетливо, как они. Они смотрят на него глазами, а я – сердцем. В моей голове он расцветает буйством красок, которых они никогда не увидят, звучит симфонией, которую им не дано услышать. И сегодня, через музыку Баха, я попытаюсь приоткрыть им дверь в этот внутренний мир, показать хотя бы его часть. Сегодня я расскажу им свою историю, написанную не словами, а нотами и чувствами. Сегодня я буду жить по-настоящему.
– Аделина, ты готова? – голос Кирилла прозвучал чуть напряженно. Я почувствовала, как он нахмурил брови, даже не видя его лица. Знала, что он сейчас стоит, подперев бок, и смотрит на меня с укоризной. Вечно я куда-то опаздываю.
Кирилл, мой старший брат. Два года разницы – целая пропасть, особенно когда тебе двадцать шесть, а ему двадцать восемь. Он собирается жениться на Лилии Грейз, моей лучшей подруге, и, казалось бы, должен сейчас выбирать галстук или дегустировать свадебный торт. Но вместо этого он преданно сопровождает меня на концерты и по другим "очень важным делам".
Что ж, для меня это действительно важно. С рождения мне диагностировали ретинопатию. Проще говоря, я почти ничего не вижу. Поэтому Кирилл – мои глаза, мой поводырь, мой самый надежный человек в этом мире. И да, я знаю, что иногда заставляю его ждать. Но что поделать, если мир вокруг такой сложный, и хочется успеть почувствовать его всеми остальными чувствами?
Моя жизнь с самого моего первого вдоха началась с трагедии. Мамы нет. Она умерла, даря мне жизнь. Меня чудом спасли, но эта мысль преследует меня все двадцать шесть лет. Иногда, особенно в тишине по ночам, меня накрывает волна вины. Больно осознавать, что из-за меня у нас с братом не было самого близкого человека.
Нас воспитывал отец… Он был, но назвать это воспитанием сложно. Скорее, мы росли сами по себе, предоставленные друг другу. Кирилл всегда был моим защитником, моим старшим братом, моим всем. Он заменил мне и маму, и отца, насколько это было возможно. Мы выживали вместе, держась друг за друга, в мире, где зияла огромная дыра, оставленная маминой смертью. И эта дыра, как бы я ни старалась, иногда дает о себе знать, напоминая о цене моей жизни.
– Да, Кирилл, я готова, мы можем выезжать, – произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя внутри все сжалось от волнения. Сглотнув плотный ком слюны, я улыбнулась Кириллу, надеясь, что он не заметит моей нервозности. Затем, нащупав рукой стену, я взяла стоящую у нее белую трость со светло-коричневым наконечником. Эта трость, хоть и не могла вернуть мне зрение, немного облегчала мою размытую жизнь. Она давала мне хоть какую-то независимость, особенно в те моменты, когда брат не мог быть рядом, прикованный ко мне, словно тень.
– Тогда, прошу Вас, мадам! – размыто, словно сквозь пелену, я увидела, как силуэт Кирилла вытянул руку вбок, жест галантного джентльмена, приглашающего пройти первой.
– Благодарю Вас, сударь, – пробормотала я, стараясь скрыть смущение, и поспешила через входную дверь.
Выйдя во двор, я сразу почувствовала, как солнце обволакивающе укутывает меня своими теплыми лучами. Май выдался на редкость жарким. Я надела свое любимое шелковое платье изумрудного цвета, классического кроя. Все-таки, я скрипачка, и должна придерживаться определенного образа. Волосы собрала в высокий конский хвост, а в макияже сделала акцент на кошачьи стрелки и коралловую помаду.
