За окном, чуть слышно шелестя в листве высоких берез и изумрудной траве газона, отвесно падал на землю подсвеченный выглянувшим из-за туч солнцем грибной дождь. Его капли сверкали на лету, как нити стеклянных бус; мокрые кроны старых деревьев блестели, как лакированные, газон казался усеянным миллионами лучистых бриллиантов, как будто некий сказочный богач, споткнувшись, рассыпал здесь свою сокровищницу. Над лесом встала радуга, до которой, как в детстве, хотелось добежать, шлепая по лужам босыми ногами, чтобы потрогать ее рукой.
Человеку, что стоял у окна и смотрел, как идет дождь, отчего-то подумалось, что он уже много лет – да нет, пожалуй, уже не лет, а десятилетий – не бегал босиком по траве. Даже на пляжах дорогих морских курортов, вставая с лежака, суешь ноги в шлепанцы, да и откуда на каком-нибудь Бали или Гавайях взяться нашей, российской, шелковистой муравушке? Носиться босиком по стриженым английским газонам в его возрасте уже не принято, а если бы даже он на это и отважился, удовольствие все равно получилось бы не то. Он все время помнил бы, как выглядит со стороны – высокий, под два метра, статный, уже начавший понемногу грузнеть и дрябнуть, без малого пятидесятилетний мужчина со значительным лицом человека, привыкшего к беспрекословному повиновению окружающих и исполненного сознания своей немаловажной роли в судьбе государства Российского. И вот, вообразите, такой персонаж вдруг принимается с идиотским хохотом бегать туда-сюда по старательно ухоженному газону, увертываясь от струй садовых разбрызгивателей, оскальзываясь на мокрой траве и размахивая руками! Первое, что придет в голову окружающим, это что он хватил лишнего в баре, второе – что сошел с ума… То есть, первым делом они вызовут полицию, а уж потом, когда все так или иначе утрясется, станут сдержанно судачить о причинах странного происшествия. А может, и не станут: коль скоро речь идет о русском, удивляться нечему, а значит, не о чем и говорить, русский – он и есть русский, от них еще и не такого можно ожидать…
Поймав себя на том, что уже мысленно подбирает слова, которыми станет объяснять свое странное поведение гавайским полицейским, и представляет, какими глазами они будут на него при этом смотреть, человек у окна с силой провел ладонью ото лба к подбородку, собрав лицо в горсть. Он вздохнул, вытряхивая из пачки длинную темную сигарету с золотым ободком: какая только чушь ни придет в голову! И это, заметьте, в тот момент, когда надлежит быть предельно собранным и думать только о деле.
А впрочем, что о нем теперь думать? Настал такой момент, когда думать уже поздно, да и предпринять ничего, помимо того, что уже предпринято, нельзя. Все уже придумано и сделано, остается только ждать вестей. А когда новости появятся, вот тогда и настанет время думать дальше и принимать решения в зависимости от того, как, в чью пользу сложится обстановка…
Телефон, что лежал на широком подоконнике, вдруг засиял всеми огнями, басовито зажужжал и боком, по дуге, пополз по гладкой поверхности к краю. Его хозяин, вопреки обыкновению, торчал без дела у окна и любовался грибным дождем уже битых полчаса, так что на подоконнике, под рукой, лежало все, что могло ему понадобиться: оба телефона, городской и мобильный, пачка сигарет, пепельница, зажигалка, очки и еще кое-что на всякий пожарный случай.
Не торопясь отвечать на вызов, он спокойно откинул крышечку зажигалки, крутанул колесико и прикурил, окутавшись медвяным дымом настоящего вирджинского табака. Телефон продолжал жужжать и елозить, подбираясь все ближе к краю подоконника. Человек накрыл его ладонью, остановив это самоубийственное движение, нажал большим пальцем на клавишу с изображением зеленой телефонной трубки и отрывисто бросил в микрофон: