В начале времён всё сущее было водой. Священная гагара Лула спустилась с Верхнего яруса, нырнула в бездонную глубину и принесла в клюве крупицу почвы. Крупица разрослась, и возникли леса, озёра и протяжённые Уральские горы – пояс Торума, который он бросил на землю, заковав в камень неистовых духов Нижнего мира.
В дикой труднодоступной местности в Средневековье организовали форпост Из-Кар1 на пути из Азии в Европу. Существовала легенда, согласно которой огненная богиня Най-эква полюбила земного юношу Намын-отыра – величавого богатыря, охранявшего неприступную крепость. Но отцу Нуми-Торуму2 её возлюбленный пришёлся не по нраву. Он обратил юнца в возвышавшуюся над Северной Сосьвой отвесную скалу Ванкырнёл, прозванную в народе Орлиный нос. Узнав об этом, богиня огня долго плакала, и скорбные слёзы обращались в кварцевые кристаллы.
Ещё в конце девятнадцатого века в суровых краях оленеводы находили удивительной красоты минералы – слёзы Най-эквы, застывшие в камне, или, как их называли учёные, горный хрусталь. Это символ чистоты, сберегавший память земли. Кристаллы кварца формировались из вулканических пород и магмы, пробивавшихся сквозь пояс Торума.
Местные верили, что прекрасные камни хранят жизненную силу природы и дух самой Най-эквы, а добывать их – значит тревожить древних стражей. Боги не любят, когда кто-то становится свидетелем их слабости.
***
Эхо ударов молотка разносилось далеко и отпугивало таёжных обитателей. Изредка звучало карканье недовольных ворон. Геолог Мирон Фролов сделал щели в основании скального выступа. В зубчатые отверстия заложил шашки тротила. Он задумывал масштабные работы. Здесь главное – не переусердствовать. Взрывная отбойка – дело, требующее предельной аккуратности.
– Вот чёрт! – выругался Мирон. Перчатка порвалась, и он оцарапал ладонь об острый край глыбы. Капля крови упала на серый булыжник, как невольно принесённая жертва. Геолог смахнул с высокого лба вьющуюся каштановую прядь. Светло-зелёные глаза внимательно осмотрели рваную рану.
Мирон достал походную аптечку, дезинфицировал порез и наложил бинт. Ругая себя за медлительность и неосторожность, он продолжил закладывать тротил. Приготовления закончены. Можно приступать. Но перед операцией глубокий вдох. Мирон всегда волновался на горячем этапе.
Взрыв потревожил вековой сон, как когда-то треск льда, покой Ичеры. Образовался широкий пролом. Естественные своды грота заставили рослого Мирона почтительно склонить голову. Из мрака пахнуло сырым грунтом и древностью – дыханием жестокого Куль-отыра3.
В воздухе парили едва различимые пылинки. Всё в зоне видимости покрывал странный тёмно-серый налёт.
Каменные стены испещрены неуловимо знакомыми, но чуждыми символами. Спирали закручивались, как водовороты Сосьвы. Рядом вытесаны стилизованные фигурки зверей – лосей с богатыми ветвистыми рогами; птиц с распахнутыми крыльями. Переплетавшиеся линии напоминали корни древнего кедра или жилы первозданной земли. Словно отметины звёзд, упавших в подземелье, мерцали маленькие точки и кресты. В центре живописной композиции выделялся силуэт могучего медведя.
Манившее неразгаданной тайной место так захватило Мирона, что он пробыл в тишине четыре часа, изучая архаичные письмена. Немые свидетели тысячелетий небольших размеров. Что пытались передать предки сквозь эпохи?
Мирон прикоснулся к мистической спирали, которую человеческая рука вывела задолго до возникновения современного общества. Кровь, проступившая сквозь тонкую повязку, осталась на камне. От скалы веяло холодом, но когда дрогнувшие пальцы дотронулись до образа медведя, Мирон ощутил тепло, которое так и манило потрогать ещё раз. Старожилы знали, что прикосновение к скульптуре или изображению хозяина тайги приносит как благословение, так и проклятие.
