Холодно, темно и больно. Голова кружилась и пульсировала. Я едва разлепила ресницы, которые срослись в едином сгустке. Руки и ноги почти не отзывались. Шевельнув пальцами, я с облегчением поняла, что кости целы, хотя тело напоминало о каждом неудачном движении тупыми, но упорными вспышками судорог. Я осторожно поднялась на локтях. Куда бы ни смотрела, взгляд натыкался на тьму. Единственным ориентиром был запах – густой, зловонный, как в заброшенном подвале. Я зажмурилась, делая медленный вдох носом, чтобы удержать тошноту.
Чувства возвращались, и вместе с ними – боль. Во рту остался металлический привкус крови. На губе саднила рана, скулы ныли. Практически уверена, что на них красовались темно-лиловые синяки. Я коснулась запутанных волос, ощутив влажные пряди и царапины на голых ногах. На мне была грубая, колючая холщовая сорочка, которая лишь усиливала ощущение униженности и беспомощности. Я сжала обломанные ногти, чувствуя, как они впиваются в ладони.
Попыталась подняться на ноги, но, едва перенесла вес на правую ногу, вскрикнула от боли. Это заставило меня опуститься на колени и медленно отползти к стене. Я никак не могла вспомнить, как оказалась в этом странном месте. Помнила лишь своё имя. Все остальные воспоминания исчезли, словно их и не существовало.
Тишину нарушил резкий звук. От неожиданности я забилась в ближайший угол. На противоположной от меня стене отъезжала вверх огромная железная пластина, скрывающая под собой маленькое отверстие с решеткой. Окно. Внутри него промелькнул проблеск от факела. Там кто-то стоял.
– Кто здесь? – произнесла я осипшим голосом, который едва узнала. Хотелось прокашляться.
Ответа не последовало. Человек молчал, а во мне просыпалась тревога. Я сделала несколько ползков в сторону источника света.
– Пожалуйста, помогите мне.
Моя жалобная просьба прозвучала чересчур тихо, и я не была уверена, что гость расслышал ее.
Меня пробила дрожь: и от холода, и от страха. Человек сдвинул факел в сторону и наклонился к решётке, подбираясь ближе. В отблесках тусклого света я смогла разглядеть его лицо – коротко стриженные волосы, пронзительно маленькие глаза и маска из тёмной ткани, которая скрывала его черты, оставляя только этот настороженный, почти ледяной взгляд. Он молча смотрел на меня, будто размышлял, стою ли я вообще ответа.
– Прошу вас, скажите хотя бы, где я! – слова сорвались с моих губ, звуча едва ли увереннее, чем мольба. Мужчина огляделся, будто проверяя, нет ли рядом кого-то ещё, и ответил ровным, почти бесстрастным голосом:
– Ты находишься там, где и должна быть. От его холодного безразличия пробежали мурашки по коже, но я не могла остановиться.
– Я не понимаю… – выдавила я, ощущая нарастающую панику. – Что это за место? Как я здесь оказалась?
Вместо ответа мужчина раздражённо вздохнул, и его глаза сузились. Он опустился к узкому отверстию у самого пола и с громким стуком просунул туда жестяную тарелку. В ней лежала блеклая, вязкая каша, больше напоминающая не еду, а помои.
– Твой ужин.
До меня наконец начала доходить вся суть. Холодные, давящие стены, его равнодушие, скрежет металла и эта гнилая, едва съедобная масса…
– Я… в тюрьме? – с трудом выдавила я, не веря в реальность происходящего.
– Особого режима, – язвительно бросил мужчина, наслаждаясь моей беспомощностью.
Мои тревожные догадки подтвердились. В голове промелькнуло неясное воспоминание – приторно-сладкий вкус вишневого вина.
