… Что-то оглушительно звенело, тревожно врываясь в безопасную гавань сна. Скатившись с дивана, я потряс головой, словно это могло как-то заглушить громкую трель – звонок продолжал долбить своими молоточками, но их противное дребезжание окончательно привело меня в чувство. Я был дома, и звонили в дверь. Обозлившись на собственный испуг, с трудом шевеля разбитыми губами, я раздраженно спросил, обращаясь, черт его знает, к кому именно я обращался:
– У кого там горит?!
Горело у ментов. В смысле, у милиции. То есть полиции. Точнее, у нее-то как раз ничего не горело. Полицейских вызвали соседи по причине смерти другого нашего соседа.
Я открыл дверь, как был, в трусах. Стоявший ближе полицейский хмуро оглядел меня сверху вниз. Потом поднял все тот же нахмуренный взгляд и, уставившись мне прямо в глаза, проговорил:
– Что у вас с лицом? – И не дожидаясь ответа на свой вопрос, тут же спросил: – Ваша фамилия Антипов?
Я не знал, на какой из вопросов отвечать, но согласно кивнул – никогда не нужно сразу лезть на рожон.
– Валентин Исаакович?
Внезапно захотелось зарядить в эту неподвижную физиономию, но, надеюсь, потомки, если они будут, поймут, что меня остановило. Выждав четверть Станиславского, я ответил вопросом:
– А что случилось-то?
Полицейский, теперь я разглядел его лычки – это был сержант, – слегка придвинулся и чуть изменившимся тоном сказал:
– Вы бы оделись.
Я захлопнул дверь. Ну все, началось! Я знал, что рано или поздно это случится и придется отвечать на всякие вопросы, типа: «Когда вы видели вашего соседа в последний раз? Он что-нибудь говорил вам?», и все в таком духе. А что я скажу? Что в последний раз видел его уже мертвым?! Или что он мертв уже три дня?! А откуда я об этом знаю? Никто, вишь, не знает, а я!.. И все, хана! Я же почти не умею врать! Нет, иногда вру, конечно, но верят мне почему-то не всегда. Скажем 50 на 50. Или 40 на 60?
Увидев себя в зеркале, я внутренне содрогнулся – сегодня было не лучше вчерашнего. Попрыскав водой в опухшее до безобразия лицо, я отчетливо вспомнил события трех прошедших суток и, наверное, впервые с начала всей этой кошмарной истории вдруг почувствовал… спокойствие. Это было какое-то новое, редко присущее мне чувство покоя и равновесия. Я будто вернулся из мира, где мои действия оценивались совершенно иначе, чем здесь, из мира, где каждый шаг грозил гибелью. Даже если он был единственным…
Все началось три дня назад, точнее, это случилось в среду ночью. Я не спал, просто лежал на своем продавленном диване и думал. О чем? Да ни о чем. Или обо всем, как посмотреть. О том, что с работы уволился – начальница, мымра, привязалась: что, говорит, вы все время на работу опаздываете, Валентин Исаакович? Или Антипов, опять вчера за воротник заливали? Дура! Какой нормальный мужик водку за воротник заливает? Закладывает надо говорить, закладывает! Еще я думал о том, что нет денег, и взять их неоткуда. Строго говоря, был человек, который по идее не отказал бы, но к нему я обращаться не стал бы ни за какие коврижки. Умирать буду с голода или там от цинги, все равно не попрошу, и тому есть веские причины. Думал, что в остатке сплошные минусы: денег нет, с работы уволили, за квартиру заплатить нечем, и вдобавок меня кинула Кэт. Катька меня кинула!
Ну, это как раз, не самое страшное. С Катей или с Кэт, как она любила себя называть при знакомстве, я стал смертельно уставать в последнее время. Ее постоянные капризы по самым невообразимым причинам могли расшевелить даже зверски уставшего верблюда! А разговоры о киноактерах, прическах, одеждах, макияже и прочие издевательства над моими нервами могли продолжаться бесконечно. До тех пор пока она, возбудившись от таких разговоров, не набрасывалась на меня. А дальше все было как обычно – как в первый раз, как в двадцатый. Я подозревал, что она и слушать не захочет о других возможностях заниматься любовью, кроме как страстного целования и быстрого трах-трах, но однажды все же решился. Она внимательно выслушала меня, потом завела разговор о Мэле Гибсоне и через полчаса вновь, как всегда, скакала на мне, издавая при этом одни и те же звуки. Я запомнил их очередность и как-то шутки ради подыграл ей, издавая те же звуки, но чуть-чуть раньше нее.
