Шеф, облаченный в стильный костюм, стоял в центре кабинета, перекатывался с носков новых туфель на каблуки и нес ахинею:
– …и поскольку город не нуждается в строительстве, мы вынуждены весь штат распустить в вынужденные отпуска. Да, вот так… Отпуска, разумеется, неоплачиваемые.
– Ничего не знаю, – отмахнулась Алла Георгиевна. – Я многодетная мать и пойду в отпуск только летом. В оплачиваемый, между прочим.
И она демонстративно закинула ногу на ногу.
– Алла Георгиевна, – возмутился шеф. – Но вашим детям больше тридцати лет!
– И что? – возмущенно выпучила глаза мамаша. – В тридцать лет они сироты, что ли?
– И я не могу, – беззаботно прощебетала Тамара Васильевна, которую все звали просто Томочка. – Я – мать-одиночка. Я для своего Славика единственная кормилица. И ему не тридцать лет, запишите где-нибудь.
– Я помню, ему двадцать семь, – кивнул шеф.
Вскочил взъерошенный Пичугин и возмущенно стал размахивать руками:
– Я вообще не понимаю! Отчего это весь город только набирает обороты в строительстве, а у нас перед каждым Новым годом обязательный вынужденный отпуск? Вот какой полудурок руководит нашей организацией, если у нас постоянно нет заказов, а последней стройкой, которую мы вели, был трехэтажный особняк для приезжего странствующего монаха?! Где размах, я вас спрашиваю? Где этажность? Где настоящая работа?
Этот самый таинственный «полудурок» стоял прямо перед Пичугиным и изо всех сил старался решить все по-мирному. То есть отправить весь коллектив в отпуска, чтобы не выплачивать лишних денег. Коллектив отчаянно не хотел вникать в положение шефа. Тот насупился и категорично крякнул. Коллектив напружинился, но позиции сдавать не собирался.
– Алла Георгиевна, – отважился наконец шеф. – Я думаю, вам стоит отдохнуть…
– У-у-у-у… – прощальной пароходной сиреной возопила Алла Георгиевна и рухнула головой на новенькую клавиатуру.
Компьютер, ошалев от непривычного обращения, возмущенно пикнул и начал выдавать непонятные знаки, вероятно, посылать соплеменникам призывы о помощи.
– Ну, Алла же Георгиевна, – расстроился шеф. – Новая ведь клавиатура! Я вам на пять лет выдал! Что ж такое-то?
Голова страдалицы медленно сползла с пищащей техники.
– Боже мой, – воздела руки к потолку Томочка. – Убить многодетную мать прямо перед самым светлым праздником! Перед Новым годом! А ведь человек даже не успел сдать деньги на корпоратив!
– Я сдавала… – послышался слабый голос.
– Вот не знаю, у меня не записано, – затарахтела Томочка, листая блокнот.
– Томочка, – снова раздался голос умирающей сотрудницы. – Подай мне, пожалуйста… в сумочке у меня… желтенькие такие таблеточки…
– Я подам, я! – подскочил Пичугин, сверкнув на шефа взглядом, полным справедливой ненависти. – Сейчас… сейчас… Ух ты! Алла Георгиевна! А у вас тут бутылочка какая-то… коньяк… Надо ж, а я думал, такие уже не продают…
– Не трогай! – рявкнула несчастная. – Это… мне от давления! Доктор прописал!
– Ну и что! – алчно горели глаза Пичугина. – А я вот тоже… Вот прямо ощущаю прилив… приступа…
– Какой еще прилив? – неодобрительно посмотрела на него Томочка и отобрала сумку. – Сейчас я вам передам, Алла Ге… Ничего себе! А что это в вашей сумке делает мой скотч?! Я его второй день найти не могу!
– Да что ж такое-то?! – кончилось терпение у болящей. – Ведь только таблетку попросила!
Она ловко вскочила и выдернула из рук Томочки свою сумку.
– Вот ведь таблетки! На самом видном месте, чего было по всей сумке шарить?!
– В общем, – усмехнулся шеф, – ситуация разрешилась сама собой. Алла Георгиевна, вам нужен небольшой перерыв в работе, отдых, так сказать, поэтому…
– …я иду на больничный, – докончила за него женщина. – На оплачиваемый, между прочим.
