Часть первая. Куколки мадам Блюто
Кельнер принес еще одну бутылку виски, привычным движением откупорил ее и наполнил рюмку. Сделал он это ловко, с любезной улыбкой, и все же Грейту показалось, что кельнер взглянул на него осуждающе. Возможно, он имел на это основание: даже в таких кабаках редко встретишь человека, который в одиночку так быстро напивался. Но какое дело этому замызганному немчуре, кто, сколько и как пьет? Грейт хотел было разозлиться, но лишь двинул резко на край стола переполненную пепельницу. Пил и курил сигарету за сигаретой, бросая окурки прямо на стол.
Бар с громким названием «Веселый ад» был второразрядным. Раньше Грейт не позволил бы себе наведаться в такое сомнительное заведение, но сегодня оно вполне устраивало полковника: пусто, темно и тихо. Грейт выпил еще виски, захотелось воды, и он позвал кельнера, чтобы тот принес содовой.
Кельнер проскользнул между столиками бесшумно и плавно, словно выполнял урок фигурного катания на льду. Ловко подкатился к соседнему столику, поставил бутылки и тарелки с закусками, стал передвигать фужеры.
У Грейта пересохло в горле, он раздраженно смотрел, как возится кельнер; мог бы раньше принести ему сифон – минутное дело! – в порядочном ресторане никогда не заставили бы клиента ждать так долго. Впрочем, кельнер наверняка старался обслужить немца, белокурого розовощекого господина в шикарном светлом костюме…
Вонючие немецкие свиньи! Осмелился бы кто-нибудь из них так обойтись с американцем два-три года назад? А теперь даже президент Соединенных Штатов заигрывает с ними. Эта мысль окончательно разозлила Грейта, он стукнул кулаком по столу и закричал:
– Кельнер, содовой!
– Несу… – поклонился тот издалека, однако не бросился с сифоном к столику Грейта сразу, а улыбнулся белокурому немцу и что-то тихо сказал ему, очевидно, оскорбительное для Грейта, поскольку немец громко и нагло засмеялся.
Полковник вперил в него тяжелый взгляд, но розовощекий не смотрел в его сторону, что-то объяснял своей даме.
Немец почему-то сразу не понравился Грейту. Мягкие и правильные черты лица и почти детская розоватость щек могли только подкупать, однако как раз именно это и раздражало полковника. Он вдруг почувствовал, что начинает пьянеть. Хотел еще раз позвать кельнера, но тот уже изгибался между столиками, держа сифон в услужливо протянутых руках. Гнев Грейта сразу утих, он лишь проворчал что-то, подставляя стакан под тугую струю содовой.
Вода немного отрезвила его, и он снова налил из бутылки, но запах виски почему-то показался неприятным. Хотелось посидеть спокойно, но самодовольный шваб уже нарушил его душевное равновесие.
«Это все нервы», – подумал он.
Да, известие об отставке все же подкосило его, хотя Грейт давно готовился к этому. После того как он высказал генералу Блеккеру то, что думал о нем, Грейт ждал этого известия и свыкся с ним, мало того, пытался даже заблаговременно подготовить себе почву в Штатах, и все же какая-то боль засела в сердце. Сам факт, что он сидит в «Веселом аду» и дует виски, разве не свидетельствует о полной деградации полковника Кларенса Грейта?
Грейт усмехнулся, налил содовой, но, подумав, добавил виски. Завтра сдает дела и после этого вылетит домой. Он соскучился по Штатам, и возвращение на родину в какой-то мере компенсирует его неприятности. Кроме того, будут деньги, чтобы открыть мастерскую по ремонту автомобилей или приобрести мотель.
Сбудутся ли эти мечты?
Можно, правда, наняться летчиком-испытателем – там неплохо платят, и полковника Кларенса Грейта взяли бы. Но мало кто из испытателей протягивает три-четыре года. Сколько его однополчан сгорели на «старфайерах» и «боингах»?
