Она чуть щурится на солнце и пытается все-таки приклеить бант к пиджаку. Я смотрю в серые глаза и думаю, какая же она все-таки весенняя. Волосы медово-золотые – солнце, и глаза серо-голубые, близорукие, на свету с крапинками – капель в утренних лучах серебрится. Ангел. Аня, Аня, ангел. Имя катается по языку, но я его не выпускаю. Она снова смотрит не на меня, а на бант. Дергает за пиджак, чувствую, что злится.
– Джек! – а солнце такое ласковое сегодня, на улице птички поют. – Джек! Мне что, больше всех надо?!
Она смотрит на меня гневно и мнет в руках бант. Настолько похожа на разъяренного хомячка, что хочется улыбнуться. И солнце, солнце, солнце на растрепанных волосах.
– Конечно нет, Ричи. Я всей душой переживаю за судьбу этого банта, – сгребаю несчастное украшение вместе с ее маленькой рукой.
– Если тебе наплевать, можно было и не брать главную роль.
Я вздыхаю, отбираю у нее уже изрядно мятый бант и нагреваю зажигалкой клей-паутинку, пришлепываю к карману.
– Так нормально? – отдаю ей пиджак, и в ее глазах снова начинают плясать солнечные лучи. – Ричи, иди сюда.
Я прошу очень тихо, на удивление не похоже на мой обычный насмешливый, искусственно заниженный голос. Она подходит, я обнимаю ее за плечи и закрываю глаза. Солнце, солнце, солнце.
Тогда тоже было солнечно. Август все же, солнце палит, как сумасшедшее. Волосы уже начали отрастать и шее жарко, да всему телу жарко, если уж на то пошло. Надо будет купить воды, а лучше мороженное. Меня окликают и активно машут рукой. Две. Одна повыше, с крашенными сухими волосами, и с ней мы, кажется, где-то пересекались. Помню ее. А вторая маленькая, хрупкая, в платье в цветочек, и какая же она все-таки весенняя. На дворе август, а она весенняя.
– Привет, – знакомая мельтешит, – Мы ведь виделись? Не в ДК, нет? Мы просто сейчас хотим сценку поставить, а нам людей не хватает. Ты по росту подходишь, кстати. Не хочешь выступить?
Киваю.
– Меня Аня зовут, – весенняя улыбается. – Мы в пятницу соберемся насчет костюмов решить, приходи.
Она улыбается и диктует адрес.
Аня, Аня, ангел.
В пятницу людно. Мы у ангела дома. Она предлагает всем чай и печенье. Мою знакомую здесь все называют Юми, и эта постановка ее идея. Она здесь, похоже, за главу, по крайней мере все заявки на участие пишет она и выпытывает у всех паспортные данные. Вокруг одни девушки, хотя, судя по всему, почти все роли мужские. Я пью чай, и мне здесь хорошо. Слишком много людей, но они все как-то стали моими лучшими друзьями. Я ловлю себя на том, что рассказываю, как выбирать чай, и смеюсь над чьей-то шуткой, разговариваю на три стороны и смотрю, смотрю, смотрю. В комнате какой-то неуловимый запах. Не цветы, не сладости и не фрукты, но что-то приятное. Мне кажется, что я запомню этот запах навсегда.
Я тянусь за печеньем, попутно пытаясь узнать, какую музыку слушают ангелы. Она улыбается и перечисляет группы. Внезапно моя рука вместо печенья нашаривает лист бумаги. Распечатанный рисунок.
– Это я? – даже если сделать скидку на специфический японский стиль, сходства – ноль. Мне кивают. На рисунке улыбающийся молодой человек, блондин, судя по пропорциям высокий и накачанный. Сходства – ноль.
– Это Джек, один из главных героев, нам без него никуда.
Я сдавленно соглашаюсь и пью чай. С меня берут обещание, что я посмотрю про него сериал, хотя бы пару серий. Я снова пью чай, веселье продолжается. На самом деле, мне становится интересно. Это ведь почти вызов: смогу ли я сделать костюм, смогу ли сыграть, не испугаюсь ли зала. Я же все-таки не великий актер, да и со сценой на очень уважительное Вы: ни петь, ни танцевать не умею, выступать не доводилось.
На мониторе уже давно застыли три часа ночи, и только минуты неумолимо сменяли друг друга. Спать уже можно не ложиться, с утра разницы между бессонной ночью и трехчасовым сном все равно не заметить. Да и интересно ведь. За что люблю японцев, так это за сюжеты, до которых голливудским фильмам со штампованными сюжетами далеко. А нашему кино, с его вечными ментами, свадьбами и внезапными знакомствами, так вообще и не добраться, наверное, никогда.
