Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов

Книга издана в авторской редакции

Мнение автора может не совпадать с позицией издательства

В оформлении использованы фотографии из архива автора

© Косырев Д.Е., 2017

© ООО «Бослен», оформление, издание на русском языке, 2017

Ключ ко всему, начало начал, начало этой книги: какой он был. То есть – просто физически; каким образом один его вид, внешность действовали на людей. Хотя еще и голос, то, как он разговаривал…

Вот, например, фильм – документальная теледрама про Дмитрия Шепилова, вышел в 2011-м году, называется, естественно, «И примкнувший к ним Шепилов». Главного героя играет Юрий Васильев из Вахтанговского, и ведь как похоже играет, не говоря об удачном гриме. То есть все похоже, кроме одного – Васильев маленький.

А Шепилов был… не то чтобы громадного роста – 185 сантиметров, но дополнительные пять добавляли волосы, роскошные, волнистые, белого шелка. Седеть они стали еще когда ему было пятьдесят.

Я всерьез познакомился с собственным знаменитым дедом позже, видимо, после 1960 года – поскольку дело было в квартире на Кутузовском, которую он получил в том году; до того в его жизни были ссылка, больницы, бездомность, мы не виделись. То есть в младенчестве-то моем мы с ним тоже встречались, но мне он запомнился только после этого долгого перерыва, в относительно сознательном шести- или семилетнем возрасте, на Кутузовском.

Я тогда настолько поразился оттого, что у меня, оказывается, есть такой великолепный дед, что начал называть его на «вы». Так всю жизнь и называл. Хотя, вроде бы, ближе у меня никого не было.

Итак, громадный, с потрясающей сединой. Толстый? Ну, не худой, но – скорее просто большой. Всегда и везде больше, чем кто-либо в комнате, зале; возвышающийся над всеми. И не только физически.

В том самом фильме мы видим драму маленького человека. А то, что случилось в жизни Шепилова, – это, наоборот, драма великана.

Как они на него смотрели, все, с кем он встречался и общался!

Вот сцена года, наверное, из 1970-го. Мне пятнадцать лет, ему шестьдесят пять. Ленинград; дед взял меня и приехал к давно звавшим его друзьям – походить по театрам. И вот они, его друзья, его круг.

Я только сейчас понимаю, что видел тогда чудо.

Квартира: старая, петербургская, огни люстры рассыпаются по лакированным изгибам черных боков рояля, за бархатными портьерами промозглая ветреная ночь. Они рассаживаются в кружок – Нинель и Аскольд Макаровы, звездная пара, два солиста балета тогдашней Кировки, теперь Мариинки. Поэтесса Ольга Берггольц, маленькая, хрупкая, со вздернутым носиком. Мой дед, я, кто-то еще. И – на стуле, обнимаемом выемкой рояля, – человек странно неприметной для такой компании внешности, как бы никакой. Человек с небольшой, темной и необычно плоской гитарой.

Сейчас будет домашний концерт.

Сегодня, слушая записи, я понимаю, что у этой гитары тембр, который не спутаешь ни с какой иной, и этот маленький старичок, игравший на ней, был удивительным музыкантом.

Его гитару – вот эту самую, считается, что она принадлежала Марии Антуанетте, – слушали Блок, Куприн, Рахманинов. Он с этой гитарой аккомпанировал Шаляпину, когда тот пел в императорской Думе «Кари глазки» и «Что вы головы повесили, соколики?».

Сергей Александрович Сорокин. Великий аккомпаниатор, легенда, но не для всех, для очень узкого круга людей.

Все молчат. Вот высокие струны гитары зазвучали жалобным стоном под ее же отрывистые аккорды на средних струнах (как будто это два инструмента). И вдруг Ольга Берггольц от этих рвущих душу звуков срывается с места и бросается к моему деду, целоваться: «дорогой вы мой Дмитрий Трофимович…»

Сорокин обрывает игру; резко, властно вскидывает руку. И – поразительно – она успокаивается.