ДАНИИЛ
Спускаюсь с вертолета, следом за мной наша бригада. Из леса
ветер гонит дым.
Поправляю респиратор.
— Ненавижу пожары.
— Ад, — констатирую.
Ускоряю шаг. Позади разворачивают полевой госпиталь, а мы почти
бежим навстречу пожарным. Стыкуемся, разворачиваем носилки, несем
пострадавшего в госпиталь.
Мужик дергается, хрипит. Рывками вдыхает через рот, пытается
откашляться, бьет себя по груди. Паникует.
Успокаиваю, пока транспортируем. Оказываю помощь. Дыхательные
пути обожжены, слизистая повреждена. Но жить будет.
И снова к лесу за следующим пациентом. И еще раз. «Тяжелых»
после первой помощи грузим в вертолет — их придется
оперировать.
— Идиоты. Какого хрена они в лесу забыли? Каждому на телефон
сообщение приходит о пожарах.
— Мажоры не читают смс от МЧС, — отвечаю, снова разворачивая
носилки.
На них аккуратно укладывают девушку. Шоколадные пряди её волос
припорошены золой, и накрывают её лицо.
Никита перешагивает обугленный ствол дерева, проверяет
пациентку.
— Без сознания.
Несем девицу в полевой госпиталь. Рядом суета, подъехали машины
скорой из ближайшего города. Кто-то уже оклемался — стоят,
укутавшись в спасательные одеяла, смотрят на лес. От дыма морщатся.
Кто-то из пациентов лежит в вертолете — двоим предстоит
операция.
— Эта последняя. Если кто и остался там, — знакомый спасатель
кивает в сторону леса, — то сам понимаешь. Найдем, но потом. У нас
новый очаг.
— Минуту, — кричу пилоту.
Наклоняюсь над девушкой. Проверяю, к тяжелым в вертолет её, или
районной больницей обойдется.
Прижимаю пальцы к её шее.
Смахиваю локоны с её лица.
Шум полевого госпиталя, окриков, сигналов — всё стихает.
Моё дыхание останавливается от узнавания.
Взглядом цепляюсь за родинку на её шее. За её тонкие пальчики.
За ноготки, покрытые перламутром. За жемчужные сережки. За
реснички.
Она!
Растираю Снежане виски, наклоняю её голову и подношу к носу
ватный диск с нашатырем. Ну же, приходи в себя, дурёха!
— Давай, — шепчу, злясь на неё. — Снежана!
Слышу вопрос Никиты за спиной:
— Ты с ней знаком?
— Знаком, — одними губами произношу, и в этот момент Снежана
открывает глаза.
Ну привет, беглянка. Когда разводиться будем?
СНЕЖАНА
Флэшбэк (2 месяца назад)
Я улыбаюсь, но разочарование скрыть не получается.
Не понимаю, что я здесь забыла, и на что рассчитывала.
— Не морщи лоб, а то морщины появятся. Надень, — Марьяна
протягивает мне темные очки.
Благодарно киваю и прячу глаза.
— Только реветь не вздумай.
— Я и не собиралась, — улыбаюсь и вздергиваю подбородок.
— Вот и отлично. Лучше будем веселиться. А Рина обязательно
прилетит. Может, завтра.
Голос маминой подруги беззаботен, она излучает позитив.
Про «завтра» я слышу уже четыре дня, а оно всё никак не
наступает. Мама не впервые так поступает: договаривается провести
время вместе, я всё бросаю, еду к ней, но не застаю. У мамы более
важные дела — съемки у итальянского фотографа. А меня в Сочи
встретила «заменитель мамы» — её подруга.
— Плечи расслабь. Грудь вперед. И еще штришок, — Марьяна крутит
баночку с бронзовым хайлайтером, а затем наносит его на мои
ключицы.
— Может, лучше на лошадях покатаемся, чем этот флэшмоб?
— Вечером покатаемся. Или завтра. А сейчас развлечемся,
познакомимся с кем-нибудь, напьемся шампанского, потанцуем. Может,
настоящих мужей найдем, а не шуточных, а?
Марьяна весело подмигивает, забирает у меня паспорт, и идет к
стойке регистрации.
А развлечься — это действительно неплохо. В последние дни я и
правда в буку превратилась: все мысли о брате, маме, отчиме,
работе.
Слышу, как организатор поторапливает людей с регистрацией.
Фотографы и операторы проверяют аппаратуру. Марьяна чуть
пошатывается на шпильках, и уже с кем-то болтает.