Не хочу открывать глаза. В черном вакууме спокойно.
Я не знаю, что случилось. Перед глазами мелькают лишь осколки
памяти, как те осколки машины, которые я запомнила.
Да, я помню осколки стекол. Тонкий лед. Холодную, химозную воду,
которая вспарывает кожу тонкими иглами. Помню боль, помню сильные
руки… и одновременно с этим не помню ничего.
Потому и не хочу открывать глаза — страшно. А в темноте
безопасно, потому я снова засыпаю.
… — Алина Руслановна, очнитесь! — услышала настойчивый голос,
выдернувший меня из сна.
Меня и до этого пару раз тормошили, но мягко, а когда я
отказывалась приходить в себя, меня быстро оставляли в покое.
Но не в этот раз, к сожалению.
— Алина Руслановна! — строго произнес второй голос. — Откройте
глаза. Датчики показывают, что вы уже не спите.
А жаль.
Не понимаю, с чем связан этот панический страх возвращения в
реальность, но я дико боюсь. И знаю, сердцем чувствую, что стоит
мне открыть глаза, случится нечто плохое.
— Алина! — резко произнес мужчина, очень повелительно, и я не
могла не послушаться. Голос будто отцовский, на который у меня
рефлекс.
Я открыла глаза, и застонала от боли.
Так и знала, что не стоило этого делать. В темноте я не
чувствовала ничего, а сейчас… сейчас навалились все ощущения
разом.
Глазам больно, они слезятся от рези и яркого света, фигуры
стоящих передо мной людей расплываются. Лицо щиплет, дышать больно,
и тот воздух, что я вдыхаю, пропитан лекарствами и хлором. Кости на
ногах и руках выкручивает, сводит спазмами. Я шевелю губами, силясь
произнести хоть что-то, но вырываются лишь негромкие стоны и
хрипы.
— Алина Руслановна, у нас всего пара вопросов. Ответьте на них,
и мы оставим вас лечиться. Хорошо?
Света в комнате стало меньше, глаза привыкли к отсутствию
приятной тьмы, и я начала различать предметы и людей. Их передо
мной трое: мужчина в желтовато-белом халате, к карману которого
прицеплена ручка, и двое худых мужчин в мешковатой полицейской
форме не по размеру.
— Думаю, вам стоит прийти позже, — нахмурился врач, обращаясь к
полицейским.
Я в больнице. И меня пришли навестить полицейские. Навестить или
допросить?
— Что… что случилось? — смогла я, наконец, прошептать,
раздражаясь на саму себя за вялые, путающиеся мысли, и за то, что
тело меня не слушается. — Где я?
— Вы в больнице. Меня зовут Арнольд Викторович, — представился
мужчина в белом халате. — Я ваш лечащий врач. Алина Руслановна, вы
упали с моста в реку. Лед треснул, и вы ушли под воду. Ваш спутник,
Демьян Сергеевич смог вас вытащить на набережную, на
противоположный берег. Вам повезло, что у вас нет переломов, только
ушибы и сильное обморожение. Ваш спутник тоже здесь, в соседней
палате.
Мозг выхватывает отдельные слова — машина, лед, вода… да, именно
это я помню. Грязную воду, то, как отчаянно я скребла руками по
поясу безопасности, и лютый холод. Этот холод до сих пор со
мной.
— Вы можете ответить на наши вопросы? — деловито спросил
полицейский. — Я здесь по делу пропажи вашего отца. Вы знаете, куда
он направился?
— Папа… он в салоне «Соблазн», — после минутного молчания
ответила я.
Где еще быть отцу? Я даже не надеялась обнаружить его здесь,
рядом со мной, чтобы как в фильмах — ребенок просыпается после
болезни, а его за руку держат любящие родители.
— Салон закрыт, — нахмурился полицейский, и присел рядом с моей
койкой на стул. — Ваш отец пропал, и нам необходимо его найти. Все
очень серьезно, Алина Руслановна!
Пропал? Папа? Он не мог исчезнуть. Глупости какие-то!
Видимо, полицейский прочел это по моему лицу, вздохнул, и снова
заговорил, уже более мягко, отбросив канцелярский тон:
— Так, хорошо, опустим это. Опишите вашу последнюю встречу с
вашим отцом.
