Банальной рифмы нет и ‚ритма.
Эпитетов избитых нет.
Не существует алгоритма
Для красоты. Забудь, поэт,
О том, что до тебя пропето
И что когда-нибудь споют.
Не время создает поэта,
Поэты время создают.
Что для науки откровенье,
В поэзии – пустяк, игра.
Одно, всего лишь, «мановенье
Певцу послушного пера»,
И на сложнейший из вопросов
Находится простой ответ,
Когда философ наш поэт.
Кто ж из поэтов не философ?
И лишь философы горды
Тем, что поэзии чужды.
Бедняжки. Пусть себе гордятся
И в книжной роются пыли.
Науку грызть и мы б могли,
Но ведь поэтами родятся.
Шучу, хоть доля правды есть.
Читатель, думай, и рассудишь:
Стихи ты вынужден прочесть,
А их статьи читать не будешь.
К чему? Чтоб в памяти хранить
И спорить, в терминах хромая?
Стихи же можно побранить,
В них ничего не понимая.
И похвалить. За что – бог весть.
Во всяком случае прочесть.
Их не читать не удается.
Теперь за ними всяк следит.
И кто-нибудь всегда найдется,
Кто просветит и пристыдит.
– Чудак, спеши в библиотеку.
Друзей, родных, достать проси:
Небезопасно человеку
Прослыть отсталым на Руси.
Но слыть горшками не боятся
Иные (только бы не в печь).
В ответ на выспреннюю речь
Спокойно могут посмеяться:
Не выпить моря – как ни пьешь,
Всего, что пишут, не прочтешь.
Ведь люди грамотны. Отважно
Берутся за перо они.
Чернильно думают одни,
Другие чувствуют бумажно.
И кто считает скучноватой
Литературу, в ход пошли:
Жанр и для них изобрели,
С печатью, подписью и датой.
Бесстрастный бланк. Бумаге что же?
Такое иногда несла,
Чего б не вытерпела кожа,
Будь даже содрана с осла.
Зараза лжи. Опасный вирус
Многозначительной муры.
Сгорел бы со стыда папирус,
Бумага терпит до поры.
У слушателей вянут уши,
Читатели смиренно ждут,
Покуда зрелых мыслей груши
Сами собою упадут.
Они ж, зеленые на ветке,
Гниют, не долетев до рта.
Уж слишком среди мыслей редки
Не скороспелые сорта.
И рады мы хотя б мыслишкам,
Оригинальным, модным.
Да.
Уж слишком некогда. Уж слишком
Мы чем-то заняты всегда.
«О беззаботность идиота!
Ты – счастье. Все тебе пустяк.
А умных стережет болото —
Тоски не миновать никак.
Для их испорченного нрава
Что в чаше жизни? – дрянь, вода.
А если и любви отрава
Подсыпана – совсем беда.
Напейся: горечь выйдет с рвотой.
И утопись, или работай.
И день, и ночь без перерыва
Ворочай мыслей жернова.
Тоска. Она порой красива,
Но, к сожаленью, не нова». —
Так думал молодой ученый,
Под тентом лежа на песке,
Случайной мыслью отвлеченный
От упражнений в языке,
Английском. Подошел приятель,
Внезапно выхватил журнал
И заорал: «Когда б ты знал,
Как надоел мне! Эй, мечтатель!
Опять в тени. Не стыдно, друг?
Зачем мы ехали на юг?
Пойдем постукаем мячишко.
Вон круг. Есть девочка одна!»
– Отстань. Мне дико жарко, Мишка.
Я высох, кажется, до дна.
