Действующие лица:
ДОКТОР ХЕРН/МАРК ТВЕН/УИЛЬЯМ РЭНДОЛЬФ ХЕРСТ
АМБРОЗ БИРС
ГЕНРИ ЛУИС МЕНКЕН/ДЖЕК ЛОНДОН
ПАНЧО ВИЛЬЯ
Декорация:
Ночной поезд и таверна в Мексике представлены одновременно единой декорацией. Сидения поезда напротив друг дружки по центру, окно между ними в глубине сцены. На авансцене слева и справа деревянные столы и стулья.
Музыка – довольно странная, в исполнении ансамбля мариачи, версия мексиканской песни «Сьелито линдо (милый ангелочек) /Cielito Lindo»[1].
В последние годы своей жизни стареющий американский писатель Амброз Бирс стал одержимым коллекционером историй о необъяснимом исчезновении людей. В 1913 г. он исчез сам, скорее всего, в Мексике, и больше о нем никто не слышал.
(В темноте звучит песня «Сьелито линдо» в исполнении ансамбля мариачи, довольно странная, но приятная версия. Музыку постепенно перебивает стук колес поезда по стыкам рельс. Раздается паровозный гудок и загорается свет. БИРС сидит в купе на правом сидении. Ему 71 год, он высокий, крупный, с копной седых волос. Сидение напротив него занимает ДОКТОР ХЕРН, который говорит с легким немецким акцентом).
ХЕРН. Я всегда находил тревожащим, но при этом странным образом успокаивающим, путешествие на поезде в ночи, когда ты несешься сквозь тьму. Ощущение похоже на сон, вы согласны? Словно признанные законы пространства и времени приостанавливают свое действие. Вы знакомы с концепцией неевклидовой геометрии?
БИРС. Я знаком с Сан-Франциско. Это вполне неевклидовое место.
ХЕРН. Я говорю о пространстве, в котором больше измерений, чем длина, ширина и высота. Пространстве, в котором возможно завязать узел на бесконечной веревке или вывернуть резиновый мяч наизнанку, без нарушения его целостности.
БИРС. Нарушения…
ХЕРН. Его целостности. Да. Не разрывая его. Представьте себе, к примеру, что в этом мире есть пустые места… Вакуумные…
БИРС. Дыры.
ХЕРН. Да. Дыры.
БИРС. Я был солдатом. С дырами знаком. Опять же, был женат.
ХЕРН. Я говорю о дырах, через которые неодушевленные и одушевленные объекты могут провалиться в невидимый мир, после чего их уже никто не видит и не слышит.
БИРС. Похоже, именно это я искал. Где я могу арендовать такую дыру?
ХЕРН. Такие каверны, как я понимаю, случайным образом разбросаны по материи пространства-времени, точно так же, как по земле разбросаны пещеры.
БИРС. Похоже на дыры в швейцарском сыре.
ХЕРН. Что-то такое, да.
БИРС. И что вы находите, попав в одну из таких дыр?
ХЕРН. Ничего. В такой полости абсолютно ничего нет. Ни света, ни звука, ни чего-то осязаемого. Ничего. Сплошная пустота.
БИРС. Совсем как Огайо.
ХЕРН. Гораздо хуже, чем Огайо. Человек в такой полости не видит сам и не видят его, не слышит и не слышат его, ничего не чувствует и его не чувствуют, не живет и не умирает.
БИРС. А пить он там может?
ХЕРН. Думаю, что нет.
БИРС. То есть вы говорите об аде.
ХЕРН. Образно говоря, возможно.
БИРС. Что ж, я все равно туда направляюсь.
ХЕРН. Позвольте осведомиться о конечной цели вашего путешествия?
БИРС. Я только что вам сказал. Ад. Что у вас в ушах? Затычки?
ХЕРН. Я имел веду конечную цель вашего путешествия на этом поезде.
БИРС. Мексика.
ХЕРН. Мексика?
БИРС. Насколько я понимаю, последняя остановка перед адом – какое-нибудь место в Мексике.
ХЕРН. Но этот поезд не идет в Мексику. Этот поезд направляется на север.
БИРС. Поверьте мне, дружище. Этот поезд направляется на юг. И с большой скоростью.
ХЕРН. Но это невозможно. Чтобы в этом убедиться, достаточно выглянуть в окно.
БИРС. Через стекло ничего не видно. Такое оно грязное.
ХЕРН. Да. Мы видим как бы сквозь тусклое стекло. Я открою окно, если не возражаете.
БИРС. Валяйте. Прохладный ветерок на шее – это приятно.
ХЕРН (с усилием поднимает стекло
