Время шло, и вокруг миров всё больше сгущалась первозданная тьма, что некогда заполняла всю Вселенную. Она пробудилась. Ей удалось освободиться от оков, сдерживающих ее со времен исхода Великой Битвы, и проникнуть в душу того, кто был призван оберегать всё сущее, того, кто поклялся сражаться за всё, что было ему дорого: за жизнь, за братьев и сестёр, и за вселенную.
Когда-то Вайротрин был избран Хаосом для рождения своих детей – Древних – для последнего сражения. И вот, спустя много тысячелетий после того, как первородные Творцы были заперты в Чертогах Забвенья, на этот мир снова упал всевидящий взгляд.
Однако игры богов ещё очень долго не тревожили умы смертных, что позабыли о них. Города множились, поля расцветали и приходили в запустение, народы рождались и умирали, а Пылающий Гигант – самая яркая звезда небосвода – всё также неизменно предвещал и закат, и рассвет. Ветры, всемогущие блюстители жизни, неустанно и неуклонно из века в век несли свою животворящую силу по всему Вайротрину, а море, не изменяя своему предназначению, омывало твердь. Таковым всё было в мире людей. И таковым бы и оставалось. Но родился однажды мальчик из звёзд, что полыхали чистой и непорочной энергией вечности.
Жил он в работном доме, больше похожем на сиротский приют, расположенном на окраине города, полного зловоний, и о том, как он попал туда не знал почти никто, кроме старой и уважаемой всеми няни. Она приглядывала за всем этим пристанищем для детей, которых родители предпочли забыть. Берта – так звали ту самую няню – всегда хранила молчание, когда её спрашивали о том, как маленький мальчик оказался у них. На тот момент ему было от роду всего шесть лет и, зная непонятно откуда одно единственное слово «Эренар», постоянно твердил его. Даже на простые вопросы отвечал им же. Так оно прижилось к нему и впоследствии превратилось в его имя.
К своему семилетию мальчик начал проявлять недюжинные умственные способности: умел неплохо читать и писать. Пристрастился к чтению книг. Однако на общих занятиях для детей, Эренар не слушал объяснения воспитателей. Вместо этого он уходил в себя, отстраняясь от окружающего мира. Но такой изрядный ум, выделяющий его из толпы других сирот, влечет за собой последствия. У него не было друзей среди сверстников – никто не решался даже заговорить с ним, и потому он был отчужден от всех. Подобное чувство наряду с одиночеством преследовало его, как в младшем, так и в более старшем возрасте, впрочем, как и других детей. Пожалуй, только это их всех и объединяло. Страшно подумать, что делает одиночество с людьми и особенно с теми, кто наиболее всего раним. Оно может как оградить человека от внешнего мира, так и наоборот – заставить его бесконечно тянуться к нему в попытке ухватиться за что-то важное, чего ему так не достает. Вместе с тем оно может и воспитать в человеке выжигающую изнутри злобу. Однако, чем быстрее человек поймёт, что мир прекрасен, чист, честен и не обезображен ровно настолько, насколько позволяет он сам, то, быть может, удастся взглянуть разумно на происходящее вокруг.
Спустя какое-то время в приюте начали пропадать вещи. Никто, конечно, не сомневался в том, за кем стояли эти пропажи, но зачем и почему они понадобились Эренару, никто не ведал. К тому же, никто не мог доказать его причастность к этим мелким преступлениям. Хотя, если говорить начистоту, то он действительно воровал вещи. Наверное, из-за того, что ему было одиноко, а те предметы, которые он получал нечестным способом, привносили в его жизнь что-то поистине особенное. Обычно в число украденного входили личные вещи: заколки, нитки, которыми шили, и столовые приборы, которыми чаще всего пользовались. Был ли кто-нибудь ещё в этом приюте настолько же одиноким, что мог отважиться взять частичку другого человека, которая заключена в его личной вещице?
