Основным, а быть может даже и самым главным несносным двигателем круговерти всех мыслей человека является некий внутренний разноплановый процесс сравнения, включающий в себя, как абстрактные метафоричные горизонты, так и какие-то прямолинейные и вполне конкретно обозначенные понятия, которые все вместе ёмко и дружно продуктивно сосуществуют в одном кратком и пугающем слове – суд. Суд – как изначальная форма анализа, он словно составной умысел корня каждодневных происков ментала, что неумолимо в себя впитывает всё что надо и не надо. Ведь каждый человек, пусть и в силу своей индивидуальной природы, он, так или иначе, постоянно пребывает где-то в своих размышлениях, человек безвылазно, в каком-то смысле, стоит обречённо своим сознанием прямо посреди перекрёстка информационных потоков. А к нему, к этому самому перекрёстку помимо внешнего мира, к нему в свою очередь также со всех сторон одновременно спешат его разрозненные мысли, какие-то идеи, факты, домыслы, фантазии, воспоминания, иллюзии… И всё это тасуется взад вперёд, и всё это совершенно натурально подвергается регулярному, а возможно даже и не однократному процессу взвешивания, процессу суждения с вынесением по итогу приговора. Это так называемый праздный процесс взвешивания той или иной ситуации, некая оценка случившегося происшествия с кем-либо из окружающих, а быть может даже и с незнакомыми лицами. А бывают и похлестче мгновения. Случается и так, что чаши Фемиды этих внутренних весов человека, они нередко колеблются и вовсе над абсолютно вымышленными героями из надуманной истории, что родилась где-то там в плоскостях протяжной фантазии. В любом случае, человек, совершенно неважно кем он является: мужчиной ли, женщиной, какого он возраста, склада и социального положения, человек думает, размышляет, рассуждает и судит. Судит он регулярно, и судит он всё – и старую, и новую, зримую или же ту вымышленную ситуацию. Судит он, конечно же, исходя из своего исключительно персонального свода внутренних правил, правил морального кодекса. А уж каков он есть этот самый кодекс? Сложен ли он, прост? Как он вообще устроен? Может, он очень строг и там всё разложено по полочкам? Или же напротив, сей кодекс вдоль и поперёк изнутри весь хаотично исписан всё какими-то сумбурными, да противоречивыми мнениями? А может там даже имеется и пара фраз начертанных на манжетах? В том-то всё и дело, что этот самый свод его попросту невозможно узреть, а и тем более приобрести за так. Как ни крути, со всех сторон эта персональная мораль является неотъемлемой эмпирической составляющей бытия абсолютно каждого человека. И даже нарочно взятая за основу, чья бы то ни была чужая модель этой самой морали, всё равно в каждой отдельной личности она будет проигрываться как-то по-своему, как, впрочем, и процесс формирования исхода. Будь то гонка за ходом времени, слепое подражание кумирам, или же воспалённое стремление к нравственным, а может и к безнравственным идеалам – в любом случае, процесс сплетения внутреннего и внешнего, он образует всегда свой персональный образ судебного заседания. Человек регулярно примеряет к себе чужие роли. Вопрос этот, конечно, открытый и риторический, спрашивается: зачем? Зачем человек ставит себя на место других и судит всё с позиции своего понимания ситуации и вообще со своего понимания мира в целом, зачем? Влезет, значит, в чью-то образную шкуру и назначает оттуда лить свои правые линии, заодно величественно и бессмысленно цитируя при каждом удобном случае извечный тезис о том, что «правда у каждого своя». И что самое интересное, а может даже и удивительное, но явно неприятное, так это то, что человек в своём подавляющем большинстве, человек труслив. Его существо на протяжении всего пути повсеместно прибегает к малым и большим суждениям – это факт, но при всём при этом он также напрочь всегда забывает о своём личном страхе перед судом. Эта его боязнь показаться таковым, боязнь быть осужденным чьим-то сторонним мнением, страх попасть под расстрел взглядов в следствии чего, надолго погрязнуть в трясине вердиктов. Конечно, всё это является глубоким острым аспектом жизни, но, тем не менее, это всего лишь рутина, поэтапная рутина познания мерно текущего пути. И на фоне всей той плеяды ярких вспышек жизни, там, несколько поодаль, где-то внутри человека, там таки и таится та самая настоящая глыба его неподдельного страха. Леденеющий страх оказаться причиной главного судебного заседания в своей жизни, он есть всегда. Того заседания, где есть и прокурор, и защита, и заседатели, есть свидетели, факты, дела, ритуалы и прочие подробности. Страх тот, он снаружи может-то и не особо виден, у каждого свой масочный гардероб, но всё же изнутри этот глубинный тремор не денется никуда. А уж каким будет тот суд – реальный, основанный на уголовно-процессуальном кодексе, или же он будет общественно-моральный, а быть может случится и вовсе тот Высший суд, на толках которого зиждется столько эфемерных скрижалей? По сути, какой суд – это не важно, ведь они все схожи, они все практически идентичны, и более того, они равны меж собой. И вправду, вся их структура, их цели – все они до жути схожи, хоть и восприятие их всех по отдельности и разнится, тем не менее, на анатомию, на сам механизм суда это никак не влияет. Да, одни считают, что более весомый и уж куда более страшный – это именно тот Высший суд, на котором, кстати, до сих пор никто так и не присутствовал, ни в качестве свидетеля, ни в роли народного заседателя, ну или же на худой конец, хотя бы в качестве простого зрителя, не говоря уж, конечно же, об участи самого подсудимого. И самое удивительное, что зачастую именно к этой категории лиц и относятся все те люди, кто наделён какой-то особой, то ли волей, то ли наглостью, а то ли глупой долей дерзости. Но при всём при этом, держа при себе эту незримую приклонённую боязнь перед Всевышним, они нередко откровенно демонстрируют миру какую-то неприязнь, брезгливость или даже какую-то смешливую надменность по отношению к отнюдь не самому лояльному земному суду со всеми его тяжёлыми решениями. Также есть и те, кто испытывает неподдельное волнение от этого самого земного суда, при этом, абсолютно не внимая, и даже игнорируя, а порой и вовсе отодвигая все какие-то там заповедные правила на далеко второстепенный план. Наверное, это вновь можно отнести к персональной, ко внутренней морали с её безграничным правом на самоопределение, да, можно, но это не главный сегодня предмет нашего внимания. Речь пойдёт об удивительной схожести, о предельной идентичности всех этих судебных заседаний, и тема эта касается не каких-либо конкретных форм, не каких-то внешних обстоятельств и причин, а сопряжена эта тема скорее с самой сутью, со структурой, с самим итогом всех тех рассматриваемых дел. И разница этой темы суда – она, конечно, очевидна. Она заключается в палитре, в широте, она заключается в том, что: где, как и насколько будет пролонгирован тот или иной вердикт суда, насколько будет озадачен сам отрезок жизненного пути подсудимого, и каков будет уровень сложности того его шаткого дальнейшего существования. Именно суд подводит ту черту, и только суд устанавливает местоположение всех тех искомых рисок, что начертаны на линиях судьбы. Именно суд назначает все те новые места, все те новое точки отсчета, с которых всегда и начинается тот или иной новый этап жизни.
