Не я ищу Бога – а Бог ищет меня!
Чтобы я помнил о Нём.
И уже нашёл.
Чтобы я помнил – только о Нём!
Уже, значит, нашёл.
-– У меня никого нет…
Впервые так сказалось.
Только сегодня, сейчас – решась идти просто прямо – и сказал себе так.
Сказалось, но не вполне понялось.
Хотя – хотя и в самом деле нет, нет у меня никого, – где вот мама? где вот папа? где братья? – и случись со мною что-нибудь, тут, здесь, неприятное – стыдиться, стыдиться по-настоящему было бы не перед кем… а всё-таки и теперь во мне настроение боязливого напряжения – то же.
Получается тогда – как? – А при них, при живых, – стыдно мне бывало… перед кем?!..
Стыдно – по моей теперешней неприятной ситуации – и сию минуту.
И стыд этот – реальный, реальный! – Живой, сегодняшний. – Ни убедить, ни убежать…
Так как же: «никого нет»?..
Шёл себе да шёл.
Лишь бы идти, идти…
Получилось же: иду из города вон!..
Сделалось волнительно и весело.
Жил несколько лет на этой улице… и не знал – куда она, куда.
Вон и столб с названием города.
Пройти разве ещё немного…
Жаль, что солнце непокрытую голову жгло.
Еле преодолел шоссе широкое, злящееся и воющее.
…А там был – лес!
Настоящий. С соснами. И даже кое-где с черничником.
Сердце забилось найденно. И уединённо, и открыто.
Лес был обновлённый, свежий, майский.
Тут и солнце было другое – словно обрызнутое.
Радостно думалось, что кроме города и забот городских, есть вот… нечто настоящее: стволы, кроны…
«Хвоя», «мох»… – Смешили по-детски сами слова.
Впереди загорелась полоса яркой поляны.
Она манила к себе как пробуждение!
На поляну вышел: за нею бежали всегда лёгкие, всегда свободные берёзы, берёзки!..
Тут на краю леса, под самым солнцем, – кое-где цветочки мелкие земляники.
Солнце, мягкое, усыпанное листьями, тоже, казалось, стало пахнуть земляникой.
А глянул право, влево – прямо ошалел…
…Ландыши!
Сочно-густые, тёмно-зелёные стаи – словно с заботливым усердием посаженные. – Острые, ровные, один к одному, листья… сахарные, крохотные, нежные бубенчики!..
Глаза заслезились… от оголённости правды – Правды.
Живая ценность эта – есть, есть!..
Ценность эта – живая; живость эта – ценная.
Я стоял… и почему-то оглянулся…
Никого вокруг не было и не могло быть – до грибного-то и ягодного урожая; пока, пока…
А под ногами была – роскошь. Бессмысленным казалось куда-либо двигаться…
Ландыши!.. – Мечта о каком-то ещё прекрасном вдруг взволновала меня.
Неужели я – уйду, просто уйду?..
И уже составлял букет, настоящий букет!
Как положено, ножку букета обкрутил и завязал длинной прочной травинкой.
Букет был готов. – Аромат! Холодок! Сон!..
Главное же, однако: если букет – сейчас, то он дар – в следующую минуту…
Букет не бывает просто букет.
А он – для кого-то.
Так – для кого?..
…Между тем уже шествовал к городу.
Торопил и ветер, порывистый и грозящий.
Букет держал – не мог иначе – перед собой у груди.
Но он становился – не предназначенный – явно тяжёлым… Он ощутимо просился обратно, в лес…
Ландыши, ландыши…
Я стал их, цветы, словно бы уговаривать…
…Прекрасное в жизни – есть. И надо его – переместить. Ведь мне хочется. С места на место. То есть – из души в душу.
А обо мне – то вот та моя обречённость: нельзя уйти без цветов – и есть счастье!
При-частность.
К чему?..
Если я шёл куда идётся… если я потом никуда не собирался…
Если у меня вообще (и в том, липко-сладком, смысле – тоже…) никого нет…
Так причастность – к чему?..
Запах белый, запах влажный…
…Только бы вот – ей.
Были мы школьники. Шестиклассники, что ли. Была зима. Был урок физкультуры. Мы катались на лыжах. Я, по лыжне, обгонял её, одноклассницу… И – так вышло – наедине… И – в пустом поле…
–– Голубцов, не упади!
–– Не бойся…
Почему не сказал ей тогда – о счастье?
