– Ну вот, Алексей Петрович, теперь вы совсем молодцом, – похвалила Алексея Регина. – Две недели в реанимации. Вам очень повезло, что за вас взялся сам Самсонов. Виталий Фёдорович – редкий талант. Мало того, что он вас вернул практически с того света, так ещё и руку вам спас. Я, если честно, думала, без ампутации не обойтись. Ну что, давайте пробовать подниматься. Долго я вас тут у себя теперь не задержу, уже завтра переведём вас в обычную палату.
– Даже не знаю, радоваться мне этой новости или нет, – улыбнулся Алексей.
– Конечно, радоваться! – кивнула Регина. – Вы же идёте на поправку. И, кстати, примите мои поздравления. Самсонов сказал мне, что все документы о вашем освобождении подписаны. А тут ещё и амнистию должны объявить. Я сама об этом по телевизору слышала. Так что скоро вы сможете вернуться домой. Хотите, я куплю конверт и принесу вам, чтобы вы написали родным письмо. Представляете, как обрадуется ваша семья.
Алексей отвёл взгляд в сторону, немного помолчал, потом снова взглянул на добрую медсестру:
– Родные у меня вроде бы есть. Дети. Пятеро. Взрослые все совсем. Одна только, младшая, Люба, ещё подросток. А вот семьи у нас нет. Вышло так, что каждый сам по себе. Жену я похоронил давно, да честно сказать, и при ней у нас в доме полный разлад пошёл. Возвращаться туда я не хочу. Может быть, здесь где-нибудь останусь. Какую-никакую работу найду, сторожем хотя бы. Тут неподалёку дочка моя старшая живёт. Соня. Но к ней я тоже не поеду. Виноват я перед ней, Регина. До самой смерти себя не прощу. Внучку свою, Дашеньку, дочку Сонину, я не уберёг. Утонула девчушка по моему недогляду. Вроде и простила меня Соня, и срок свой за это я получил. А душа всё равно у меня не на месте. Потому и не пойму, за что Бог мне снова жизнь оставил. Не заслужил я её.
– Ох, как тяжело-то вам, – покачала головой Регина, прижав ладонь к щеке.
– Тяжело не то слово. Дома я пил сильно, всё пытался водкой боль свою притупить, но больше пить не буду. Хватит. И без того накуролесил в жизни, мама не горюй. А жалеть меня не надо. Не заслужил я твоей жалости. Ещё при жизни жены с бабёшкой одной спутался. Она тоже от мужа со мной гуляла. Людмилы моей уже на свете не было, когда муж Марии Степан застал нас с ней в одной постели. Не сдержался мужик, мне хорошо вломил, а с женой и вовсе силу не рассчитал. Марию на кладбище, его в тюрьму. Представляешь, Регина, я, когда свой срок получил, по этапу сюда на зону прибыл, захожу в хату, а там он, Степан.
Изумлённая женщина только ахнула, а Алексей невесело усмехнулся:
– Поначалу я каждый день от него заточку в ребро ждал. А потом бояться перестал. Думаю, будь что будет. Так и вышло. Как я понимаю, Степан об меня мараться не захотел, других подослал. Они сами мне об этом сказали.
– Алексей Петрович! – воскликнула Регина. – Но ведь это нанесение тяжких телесных. Этому Степану и его подельникам не должно всё это сойти с рук. Напишите заявление, пусть каждый получит по заслугам!
Алексей покачал головой:
– Я, прежде чем сознание потерять, увидел Звягина. Глаза его. Понимаешь, Регина, не было в них радости и злости. Было что-то другое, а что, понять не могу…
– Постойте…– Регина потёрла лоб. – Нам рассказывали, что кто-то нёс вас на руках. Вроде как спасти хотел. Какой-то мужчина.
– Значит, это был Степан… Больше некому, – проговорил Алексей. – Теперь я в этом уверен.
***
Илья вышел из операционной, снял шапочку и вытер ею мокрое лицо, а потом, как Соня несколько часов назад, опершись спиной на стену, медленно сполз на пол, устало уронив голову на руки.
– Илья Андреевич! Илья! – бросилась к нему Соня. – А Егор? Как он? Он жив? Что с ним?
Илья поднял голову и скривил губы в горькой улыбке:
