Суйга-небольшой таёжный посёлок,
созданный в 30-е годы руками сосланных.
Мои «суйгинки» посвящаются переплетениям их судеб.
В основе реальных событий художественный вымысел,
дабы не ввести в заблуждение односельчан
по поводу прототипов, имена героев только вымышленные.
От автора.
Бабки живут дольше… Хоть жизнь их была тяжкой: недоедали, недосыпали, а уж сколько недолюбили – всё вынесли, вытерпели и не утратили способности радоваться малостям. Наши соседки бабка Стеша, бабка Капа, Филатиха, как её часто называли на улице, и бабка Варвара давно жили без дедов. Каждую субботу подружки поочерёдно собирали после бани нехитрый стол с деревенскими угощениями, стараясь порадовать друг друга ароматной картошечкой, капусткой квашеной (у кого хрустче и ядрёнее спорили всякий раз) и чесночным сальцом у каждой по своему тайному рецепту, а грибочки —вообще отдельная песня. Выпивали самогоночки собственного изготовления, изливали душу рассказами о далёком прошлом, которое причудливым калейдоскопом складывалось в неожиданные сюжеты, и пели на несколько голосов протяжные и слезливые, а частенько, изрядно уже посидев, и задорные с явно неприличным намёком, песни. Голоса их далеко неслись в вечерней тишине… Я и сейчас как будто слышу эти незатейливые песни, сидя на крылечке родного дома.
Каждую из них в сибирскую глухомань привели великие планы нашей огромной страны, у каждой была своя трагичная судьба, вплетённая в историю посёлка.
Ближе всех на нашей «кулацкой» улице жила бабка Стеша в четвертинке старого барака, одну сторону которого в память о родной украинской хатке Стешина дочь каждую весну заново выбеливала извёсткой. Бабка Стеша жила как и все небогато, но чистенько и очень, по нашему детскому восприятию, уютно. Центром красоты её крохотного жилища была кровать с узкой полоской вязаных крючком кружев на простыне и горкой подушек в белоснежных вышитых наволочках под прозрачною накидкою. Чаще всего бабка Стеша спала у печки на сундуке, не тревожа парадной роскоши постели.
Бабка Стеша жила огородом, по случаю зарабатывала рублик другой заказами ссучить пряжу обременённым большим хозяйством соседок. Получала бабка Стеша и грошовую пенсию от советской власти, вспоминавшую о поселенке только в день выборов, и костерила вождя в кругу близких.
История этой соседки особенно ярко врезалась в мою память.
Молодуха Степанида разом лишилась привычной и наполненной счастливыми надеждами жизни: мужа забрали в трудармию, и осталась она куковать с малым дитинкой на руках. А вскорости семьи призванных трудармейцев получили весточки, как им сказали, от своих «чоловиков»: срочно вязать узлы и отправляться вслед в далёкую Сибирь.
В дороге наскоро собранные узлы заметно съёжились, а на большой станции всех уцелевших в духоте теплушек выгрузили для пересадки, приказав вещи с собой не брать. В чем были, с тем и оправились дальше до места назначения, порадовав своим барахлишком поживившихся охранников. Оголодавшие, завшивленные и промёрзшие до костей в малоросской одёжке (какая она суровая Сибирь и ведать не ведали) наконец добрались до мужей.
Первым делом неожиданно явившуюся жену чоловик поволок в баню и взялся охаживать веником. Одуревшая от жары в невиданной до того русской бане Стеша не могла понять: чем провинилась перед мужем, за что хлещет её берёзовыми ветками…
Прожили вместе молодые совсем недолго: сгинул Степанидин чоловик где-то по новому замыслу великих кормчих, а Стеша прожила в сибирской глуши долгую жизнь. В первые дни войны пропал без вести её первенец, треугольнички его писем бабка хранила за иконой, в руки никому не давала, только перечитывала вслух и нам школьникам в майские дни. Возвращаться на родную Украину было некуда и не к кому, а здесь дочь, зять и внуки да соседки – товарки, с кем и попеть, и поплакать завсегда можно…
