Тяжёлые зелёные шторы скрывали внешний мир и не давали разглядеть, что же происходило по ту сторону занавески. Дубовые часы, выполненные в виде скворечника, показывали ровно шесть утра. Дверцы под циферблатом медленно отворились, и оттуда выпорхнула маленькая деревянная птичка, одетая в чёрный цилиндр и золотой монокль. В правом крыле у неё был зажат золотой колокольчик с камушками, а в левом трость с крупным камнем на набалдашнике. Крылья искусной фигурки стала двигаться вверх и вниз, колокольчик тихонечко зазвонил, и по комнате прошлась вибрация, вызывающая головную боль.
Я лежала, на огромной двуспальной кровати с алым балдахином, и немигающим взглядом пялилась в потолок. Как бы я ни пыталась сомкнуть глаза, ничего не выходило. Мне словно цемента в них налили, ну или суперклеем, ресницы к бровям приклеили. Да так надёжно, что любая попытка вызывала жжение. Наволочки на подушках и простыни были слишком горячими и раздражали кожу, вызывая у меня нервный зуд и желание сбежать куда подальше. Всё это было слишком роскошным и неправильным и вряд ли бы уместилось в моей хрущёвке на окраине Пятигорска. Потому вопросов было больше, чем ответов.
От звука колокольчика уже ломило не только в висках, но и во всём теле. С трудом, слегка пошевелив пальцами, я тут же рухнула обратно на подушку. Издевательство какое-то. Честное слово, что тут вообще происходит! Я что, в фильм попала или в какой-то женский роман, который читала по пути на работу? Единственное, что мне удалось рассмотреть, это то, что по подушке были размётаны светлые волосы, хотя всю свою сознательную жизнь я была брюнеткой и блонд отродясь не красилась. Хотелось удавиться или побиться головой о стену, но ни того ни другого я сделать была не в состоянии. Жутко мешала головная боль.
Птичка заехала обратно в часы, стало немного полегче, но не настолько, чтобы я расслаблялась и готовилась к тому, чтобы радостной и белой зайкой скакать по этому волшебному месту и ждать, когда меня на тот свет отправят. Жопа явственно ощущала, что где-то тут скрывалась нехилая такая подстава. Факт того, что мне по душе сей бедлам не придётся, чувствовала на интуитивном уровне, буквально всеми фибрами своей души. И первым делом следовало свалить отсюда, куда глаза глядели. Но тело предательски не слушалось, и всё, на что меня хватало – бешеное вращение глазами и тихий мат у себя в голове.
В подреберье густым туманом паники клубились сомнения в собственном психологическом здоровье. Возможно, следовало провериться у психиатра. Ибо последнее, что я помнила: как орала в трубку телефона на криворуких идиотов, которые явно не понимали, что подводили нас под монастырь. Свадьба дочери министра экономического развития имела приоритетное значение. И никого не должно было волновать, что синих роз не существовало в природе. Не могли найти, сидели бы и ручками красили. Что сложного? Не в первый раз мы выполняли нереальные заказы и славились именно этим!
А дальше я открыла глаза в столь дивном месте и назад закрыть уже не могла. И у меня накопилось слишком много вопросов, чтобы просто лежать полудохлым трупом и изображать памятник самой себе. Проблема заключалась лишь в том, что задавать эти самые каверзные вопросики было решительно некому. В роскошных хоромах французского Прованса семнадцатого века я скучала в гордом одиночестве. Нет, возможно, это просто психоз на нервной почве из-за отсутствия синих роз, но что-то мне подсказывало: проблема заключалась совершенно в ином и носила исключительный характер! Оставалось узнать какой!
Огромные двустворчатые двери из цельного массива какой-то безумно дорогой древесины, покрытые коричневым лаком, резко распахнулись и пропустили внутрь мужчину, одетого с иголочки. В дверном проёме стоял дворецкий и поправлял усы, которые лихо подкручивал одной рукой. Мужчина на вид лет сорока, с идеально зачёсанными набок чёрными волосами и пронзительным, цепким взглядом синих глаз, мгновенно оценил ситуацию в комнате. На нём были отлично подогнанный по фигуре костюм, тройка серого цвета, белая рубашка и чёрный галстук. Осанка настолько идеальна, что казалось, будто он проглотил кол и теперь не знал, как избавиться от инородного предмета.
