Этим рядовым вечером белые сияющие звезды над улицей Школьной висели особенно низко. Яркими искрами они наплывали на Землю и путались в закорючках голых веток. Улица рано опустела, и редкий ветер колыхал красно-белую ленту, обмотанную вокруг наскоро сбитого из досок ограждения над дырой канализационного люка.
На втором этаже дома номер тридцать восемь, в окошке с кремовыми занавесками с треском открылась деревянная форточка и послышался веселый напевный голос. Это была Ольга Петрова, молодая энергичная женщина тридцати с небольшим лет. Она стояла у окна с телефоном в руке и рассеянным взглядом обводила пейзаж спального района.
– Да, работать в люксе кайф! Конечно, Людка и слегла с мелким в инфекционку, печалька, я просто кайфую в люксе. Мужички ухоженные, приятные, ха-ха-ха, дамочки такие деловые, все-то они знают. Ну, нормальный клиент идет, а не эти, с электрички дайте помаду подешевле-побыстрей.
– Ага, точно, конечно, я же о том же, – она рассмеялась, развернулась на пятках и присела напротив духовки, внутри которой под золотым освещением подрумянивались стройные ряды кексов. Аромат ванильной сдобы перебирался в коридор.
– Ты тоже заметила? Он уже третий раз приходит.
– По мою душу… да… т-ре-тий… да-да, – смех Оли стал приторным. – Такооой мужчина.
Женщина поднесла к глазам маникюр с длинными розовыми ногтями, напоминавшими когти, большим пальцем провела по свеженькому глянцу.
– Когда же меня в люкс переведут? Обещания сплошные! Да, и она думает, что я верю, ха!
– Маа, – в дверях кухни возник долговязый паренек с челкой на глазах. Он смотрел исподлобья, долго, и лишь, когда убедился, что она его не замечает, снова протянул глухое «маа».
Оклик заставил Олю вздрогнуть. Она резко обернулась к нему, и злая гримаса исказила ее по-детски радостное лицо. Закрыв телефон ладонью, она процедила:
– Чего тебе?
– Отец звонит, – мальчишка выставил вперед руку и покачал в воздухе кнопочным телефоном.
– И что мне теперь разорваться? Чего он на ночь глядя!
– Он второй раз звонит, ты утром не могла.
– А сейчас могу что ли? – уже тише пробурчала она.
Оля снова приложила трубку к уху и с полуулыбкой промурлыкала:
– Дорогая моя, Маш, Маш, хорошая моя, я пойду, муженек бывший звонит, надо послушать, что там он хочет, – и едва слышно – я его уже пару дней динамлю. Ха-ха-ха. Ага, до завтра.
Она обернулась к сыну, уставилась. Ребенок отвел взгляд и нервно вздернул головой, чтобы челка упала на лицо.
Женщина выхватила телефон.
– Да! И чего тебе надо? Да неужели. И когда? Лешка согласен? А почему я только сейчас об этом узнаю?
Она смотрела на пестрый абажур у потолка и едва заметно покачивалась.
– Не может быть. Вот новость. Ага. Примите мои поздравления.
– Да, да, да, хорошо!
Оля резко отбилась и бросила телефон на стол.
– Как мне это все надоело.
И вдруг она замерла, понюхала воздух и припала к духовке.
– Мамочки мои, кексы!
Кексы в коричневатой корочке испускали горьковатый пар.
– Чтоб вам всем пусто было! – погрозила она Лешке.
– Да ладно, мам, я и так съем.
– Дождешься от тебя, как же. Ты и нормальные не ешь ничерта.
Она плюхнулась на стул. Покатые плечи под тонкой ночнушкой и прядь, выбившаяся из высокого хвоста, старили ее и придавали неопрятный вид.
На улице взвыла собака. Звук был высокий, наполненный отчаянием, короткий, и вдруг оборвался. Оля встрепенулась, бросила вопросительный взгляд на проход, но сына уже не было. На табуретку вскочила маленькая собачка с бантиком на голове и залаяла. Оля замерла в напряженном ожидании. И тут вой повторился.
– Как воет, бедная. Берточка, деточка, пошли, может надо песику помочь? Ай-да на улицу?
Она быстро одела малышку в теплый комбезик, накинула плюшевый пуховик и похлопала по карманам, там ли пачка сигарет.
